|
Жили у бабуси Два весёлых гуся, Один - серый, другой - белый, Два весёлых гуся. Один - серый, другой - белый, Два весёлых гуся! Гуси были настолько весёлыми, что отбивали шутки практически каждый день. То они прятались от бабуси в канавке, а потом выходили с опущенными головами, чтобы скрасить расстройство старушки и даже вызвать снисхождение к себе; то могли утащить яйца прямо из-под несущейся курицы, чтобы тут же подложить их под других куриц; то ранним утром пытались будить всех своим гоготанием вместо петуха, на что последний очень злился. Лапчатые друзья вообще старались быть в центре внимания деревни и в курсе всех происходящих в ней событий. Мало того, во время важных мероприятий оба не желали смотреть на происходящее со стороны - они становились непосредственными участниками, а иногда и главными действующими лицами того, что прямо определяло, какой быть в дальнейшем местной жизни. Хотя, по своему внутреннему мироустройству гуси сильно отличались. Серый считал себя гусём политическим. Он не пропускал ни одного деревенского схода, ни одного собрания. Зайдя в просторную хату правления, он пристраивался в уголке комнаты и внимательно слушал повестку дня. Когда же дело доходило до голосования, Серый громко гоготал при озвучивании тех пунктов, с которыми он был согласен, либо сильно хлопал по воздуху крыльями, пытаясь отозвать документ. Постепенно и его голос селяне стали учитывать – во всех списках последней строкой шли особенные имя и фамилия: “Гусь Серый”. Как и подобает настоящему парламентарию, Серый любил красиво отдохнуть. Если ему надоедало топтать гусынь - причем он не страшился этого делать с самками и из соседней деревни, - то он совсем не брезговал налопаться переспелых и уже забродивших ягод. Хмельные соки опьянили гуся, и он, шлёпая по многочисленным лужам, больше напоминавшим залитые водой маленькие лунные кратеры, расхаживал по улицам и распевал свою любимую песню: “Письмецо в конверте, погоди - не рви. Не везёт мне в смерти, повезёт в любви. Письмецо в конверте…” Белый, встречая своего другана в таком состоянии у ворот хутора, всегда его подкалывал. — Серый, ты в космос что ль собираешься? Ну, если всё-таки доберёшься туда, то скажи Богу, что я свято соблюдаю все посты, молюсь и верю в спасение наших душ. Даже твоей заблудшей, Серый! — Да, пошёл ты, праведник… — бормотал захмелевший пернатый. — Не умеешь ты отдыхать. Пойдём со мной, ягод пожрём. Я тебе всё растолкую о нашей жизни. — Конечно, конечно. С тобой пойдёшь, а потом ищи-свищи… Либо окажешься на столе с печёными яблоками внутри себя, либо заснёшь на собрании, либо будешь опохмеляться в луже… А я после к бабусе бегаю, щипаю её, мол, пойдём, Серого домой заберём. Нет, уж… Я лучше в раю потом вкушу нужные плоды. Твои забродившие ягоды им в подмётки не годятся! — Ну, ну… Белый, дурак ты. Ничего ты не понимаешь. Вот, стану я председателем, посмотришь, как жизнь у нас переменится. — Да, да, слышал я уже от тебя это. Но давай тему спасения нашей деревни оставим в покое до трезвых минут, а то ты сейчас тут наговоришь. Председатель… Председатель… Ты, вон, веток принести ленишься, чтобы дорожку до курятника подлатать… -1- |