|
Этот очерк написан в несколько не реальном ключе, но повествует, как всегда, о реальности. Представьте себе стокилометровую практически прямую дорогу между Средиземным и Мёртвым морями, пролегающую в самом центре арабо-израильского конфликта. В середине этого пути, на семи холмах располагается, пожалуй, главный город мира – Иерусалим. Дома его светло-бежевого цвета, двух-трёх этажей в высоту. Кое-где, среди зданий и зелёных деревьев, на солнце поблёскивают золотые купола храмов и мечетей. Итак. Вообразите себе такую картину. Вы находитесь на обширной полупустынной равнинной местности, где больше, а где меньше прореженной зелёной растительностью. Где-то вдалеке, слева от вас арабы, справа – арабы, впереди – арабы, а позади море. Арабы – это такой народ, который способен превратить совершенно любой город в помойку. Возьмите хотя бы Вифлеем. Вы на настоящем востоке. Как сказал бы Козьма Прутков: Князь Батог-Батыев (шепелявя с присвистом) Я знал его!.. Мы странствовали с ним в горах Востока и тоску изгнанья делили дружно. Что за страна Восток!.. Вообразите: направо – гора, налево – гора, впереди – гора; а сзади, как вы сами можете себе представить, синеет гнилой Запад!.. Вы находитесь в танке. Конечно же, это “Меркава”. Вы долго едете по этой полупустынной местности. Едете, едете, едете. Пока не упираетесь в подъём, с наклоном градусов в двадцать-тридцать. Перед подъёмом стоит дорожный знак: белый круг с красной каймой, в середине изображён чёрный танк, перечёркнутый красной линией по диагонали: “Танкам въезд запрещён”. Вы глушите танк, выходите из него и делаете первые шаги по наклону. Идётся Вам легко и свежо, потому что от полупустынной местности не осталось и следа. Справа и слева от дороги растёт зелёный лес. Кругом сплошь высокие деревья. Обычный, русский, лес. Неизвестно, есть ли в нём грибы. Дорога петляет в стороны, одновременно поднимаясь всё выше. Через некоторое время Вам начинают встречаться люди. Сначала Вы обгоняете взбирающихся наверх крестьян из прошлого. Они ползут на коленях, к коленям привязаны лапти – чтобы не пораниться. Затем из-за поворотов, один за одним, появляются поп, размахивающий дымящимся кадилом, имам, перебирающий чётки, неспешный раввин в чёрной шляпе. Подъём на высоту восьмисот метров проходит успешно. Вы оставляете за спиной последний поворот, и за лесом, который заканчивается вместе с дорогой, возникает огромный-огромный бетонный шар или огромный-огромный бетонный куб, выкрашенный в светло-светло-бежевый цвет и кое-где краплённый золотом. Шар, он же – куб, лежит в лоне долины, состоящей из семи холмов. Он – наверное, с километр высотой. Вы идёте к нему. Нет, иерусалимский синдром – это не синдром, внезапно поражающий человека после встречи с Иерусалимом. Не когда человек начинает вдруг считать себя абсолютным, достигшим всех точек сингулярности, паломником. Паломником, отныне небрежно относящемся ко всем людям, Иерусалим не посетившим; считающим их людьми второго сорта. Нет. Иерусалимский синдром – это ставшее вечным прикосновение к чему-то великому, огромному, к тому, в чём сиамскими близнецами срослись три главных религии мира: иудаизм, христианство и мусульманство. А Вы знаете, что конечная цель всех войн на Земле – это победа одной из религий. Конечная цель всех войн – это установление везде одной религии. И не важно, если Вы являетесь атеистом. Мечи, сверкающие в огненной завесе, заденут всех, до единого. Вы подходите к бетонному шару, в котором собраны главные святыни трёх главных религий, проводите по нему ладонями, прикасаетесь к нему подушечками пальцев. Вы прикасаетесь к нему. Прикасаетесь. Обходите его. -1- |
|