|
Давно известно: если человек плохо вёл себя по жизни – убивал, насиловал, воровал, обижал людей, пил, курил или ещё как-нибудь грешил, ведь способов грешить великое множество, – то в следующей жизни он снова родится в России. Грешить – это вообще значит наносить вред кому-либо, включая самого себя, и Иван Петрович Федькин всегда об этом знал. Оттого и жил всегда размеренно. Он, среднего роста, с залысиной и округлившимся животом, к своим шестидесяти пяти имел за спиной явно дела не скверные. Да, выпивал по праздникам, причём обязательно на юбилеях. Да, выкуривал несколько сигарет в день, и то – только из-за резких скачков бытовухи, а не так, что бы пачку за сутки. Да, два раза переспал с Зинкой, одинокой женщиной из соседнего подъезда, на празднованиях её сорока и пятидесяти – оба случая остались единственными в его жизни, с до сих пор окутанными туманом предпосылками. Ни жена, ни дети, ни кто-либо ещё об этом никогда ничего не знал, кажется – и сама Зинка, а значит и плохо никому не стало: муки совести основательно кромсали Федькина лишь в первое время. Да, Иван Петрович вынес с завода пару деталей – от этого-то кому стало хуже? Государству? От такой мелочи точно не убыло, да и государство не человек. Также имело место множество других неприятных эпизодов, однако важности в них ровно никакой не было: что на работе, что дома, что в каких-то малоизвестных или в совсем неожиданных местах. Беря в расчёт всю незначительность и мизерность совершённого плохого, Иван Петрович всё равно с полным правом хотел заново родиться в России, потому что любил её. Любил её, несмотря на беспроглядную серость, скупость на радости и повсеместные плевки в человека, пускай даже тот отгородился от мира в туалете. Хотя последнее, пожалуй, относилось исключительно к государству, кое спутать с родиной всегда очень и очень легко. Россию Федькин любил беззаветно из-за того, что было в ней что-то такое, такое, что и не выскажешь сразу, что-то такое душевное, близкое нутру, что-то такое настоящее и к себе притягивающее, где бы он не находился. Особенно это самое притягивающее и душевное чувствовалось, когда Иван Петрович заседал в гараже с мужиками или на каком-нибудь празднике при берущей за душу русской песне. В общем, любил свою родину Федькин, и ничего тут было не поделать. Так что вопрос о возвращении в Россию после инфаркта он поставил ребром, не взирая на то, что необходимых грехов за ним не водилось. Проблема для Небес наметилась серьёзная и с кондачка абсолютно не разрешимая. А небесный суд на то и небесный суд, чтобы принимать во внимание все факторы, все атрибуты даже целиком попадающего под чётко писанные законы дела. Судебное заседание грозило приобрести размах доселе невиданный. Как такового зала суда не было – заместо него меж облаков парил огромный амфитеатр, наполненный заинтересованными лицами. Внешне он напоминал летающее здание Государственной Думы, только без крыши, или оторванный от земли Колизей. Ряды амфитеатра кишели ангелами и демонами: представители всех девяти чинов как первых, так и вторых, сидели за столами с зелёной и красной кнопками. Так, шестикрылые серафимы перемежались с четырёхкрылыми херувимами, каждый из коих держал в руках по колесу и лихорадочно моргал множеством расположенных по всему телу глаз. Повсюду мельтешили одетые в белые шелка ангелы, архангелы, воины Джундалла, странствующие Дардаилы, прочие власти да начала. Среди положительных особ то и дело попадались существа из противоположного лагеря: предводитель падших ангелов Лучафэр, ангел смерти Самаэль, владыка тьмы и демонов Вельзевул, ведущие спрос c мертвецов Мункар и Накир, различных видов черти, шайтаны и иже тёмные с ними. Где находился сам Дьявол бы непонятно: то ли он растёкся по капле во всех своих подопечных, то ли он, как отдельная полноценная личность, коротал время в буфете. -1- |
|