|
Что нам ветер да на это ответит? Несущийся мимо да сломавший крыло… И упав между нами, так недолго любимых, Разбил он объятья, как простое стекло. “ДДТ”, “Ветер” И во второй раз поехал я на встречу с ветром. Первое свидание не состоялось – за четыре ноябрьских дня новороссийский бора так и не задул. Несолоно хлебавши, в феврале я собрался в приморский город снова. Будто знамение, в запорошенной Москве резко подскочила температура, из-за чего спешившие по делам автомобили стали походить на настоящие катера – за всяким тянулся вздыбленный шлейф воды. Ровно через сутки в город принёсся сильный порывистый ветер, взявшийся буквально разматывать деревья в разные стороны. Осенённый пятничным ненастьем-знаком, пополудни субботы я зашёл в серо-красный плацкартный вагон. Внутри все прощались с матерями: многие из женщин уезжали в Новороссийск, прочие провожали отправлявшихся на юг детей. Мне уже год как прощаться было не с кем, поэтому я присел у окна и принялся взирать на дождливо-снежную морось, обвивавшую поезд. — Я раньше любил смотреть, как трогаются поезда, — разоткровенничался вдруг один из провожавших, высокий мужчина с поседевшими усами и бородой. — А потом разлюбил. Неизвестно, дождался ли он на мокром перроне отбытия состава, но этот вагонный философ чертовки был прав: нет более плавного, более неуловимого трогания, чем трогание поездов! Раз, раз – и покатился. Словно кто-то аккуратно положил на поверхность тихого ручья белый бумажный кораблик, и он, прикоснувшись к медленно текущей воде, начал своё движение. За стеклом проплыла лишившаяся льда серая Яуза, показались высокоэтажные Люберцы – а дальше замелькали сплошь белые поля да голые тёмные деревья. Так было до лезшей вверх, точно десятки Вавилонских башен, Рязани, после которой опять замельтешили белые поля да тёмные голые деревья, только уже возвышавшиеся над всхолмленной землёй. Вкупе всё, что проносилось мимо, донельзя напоминало крутившуюся киноленту с одинаковыми кадрами, каждый из коих являлся картиной Саврасова “Грачи прилетели”. После закрытия выставки, первой для знаменитого холста, Крамской писал: “Пейзаж Саврасова “Грачи прилетели” есть лучший, и он действительно прекрасный, хотя тут же и Боголюбов, и барон Клодт, и Шишкин. Но всё это деревья, вода, и даже воздух, а душа есть только в “Грачах”. Её коллеги русского художника обнаружили в вившемся из трубы белом дымке, слева от шатровой церкви. Учитывая, что в Рязанской области вырывавшиеся из домов струйки тянулись к небу по обе стороны от поезда, душою был наполнен каждый рязанский уголок. Единственное, озарявший дымные потоки свет погас довольно быстро, потому что в полшестого вечера Россия погрузилась в сумерки, разбавленные жёлтыми огоньками многоэтажного Воронежа – города, согласно мультфильму “Котёнок с улицы Лизюкова”, с африканскими названиями улиц. Если бы не темнота, то, наверняка, можно было бы разглядеть снующих меж кустов потомков кота Василия. Там же, где воронежцы установили памятник – металлическое дерево, на ветках которого сидят котёнок с вороной, – вероятно, и вовсе должна была раздаваться песня: -1- |
|||||||