на главную

УЧАСТОК.

Есть что-то особенное в том, когда поезд выезжает на мост. И не важно, где это происходит: на просторах не обжитой человеком природы, посреди коричневых изб посёлка или прямо в черте большого города. Чаще всего под мостом течёт река – и красивее всего, если река широкая, а берега её простираются до самого горизонта. Чистое голубое небо окрашивает воду в синий цвет, серое – в тёмно-серый, штиль превращает водную поверхность в огромное зеркало, буйный ветер – в шершавую доску, каждая ворсинка которой взывает к столяру-великану с гигантским рубанком.

На мосту звук стучащих о рельсы колёс значительно усиливается, глаза ослепляет отражающийся от воды солнечный свет, под вагоном образуется пропасть, заставляющая его на короткое время прослыть самолётом или летящей над рекой исполинской железной птицей.

Иван, ощущавший себя более пассажиром, нежели пилотом, смотрел на открывшийся простор через правое, по ходу движения, окно. Зубастый город, смахивавший на огромный, пытавшийся проглотить состав рот, с каждой секундой удалялся. Каменные резцы, клыки и плоские моляры, точно кошки, застыли на самой береговой кромке и отказывались форсировать реку ради того, чтобы попасть в зелёный низкорослый лес, подступавший к водной глади с другой стороны.

Там, среди деревьев и кустов, росших на сплошь изогнутой, холмистой почве, несмотря на близость людей, продолжали жить мелкие полевые животные, полуводные грызуны, гнездились птицы, сновали сонмы насекомых. Дикая природа дышала, хрумкала, барахталась, топала и шелестела крыльями.

Бросая взгляд то на город, то на лес, то на город, то на лес, Иван поражался красоте видимого им контраста: две стихии, два разных полюса жизни, два мира противостояли друг другу. Грозившейся вот-вот разразиться битве, решающему сражению, войне миров мешала одна лишь широкая река! Вода будто охлаждала пыл непримиримых врагов, сохраняла статус-кво, была одновременно и нейтральной полосой, и минным полем. “Как жаль, что между Израилем и Палестиной вместо бетонного забора не текут такие же широкие реки! – подумалось ему. – Ведь только на прошлой неделе началась новая интифада… Им бы такую красоту на границу!”

Изумительный утренний пейзаж дополнял круг жёлтого солнца, свысока взиравший на необъятный ринг и соперников, один из которых являлся заведомо более сильным. И рано или поздно бетонный здоровяк неминуемо должен взять верх, как это происходило во всех подобных местах России, но пока схватка не началась, небесное светило, как и человек у вагонного окна, любовалось застывшими у канатов боксёрами.

Солнечные лучи приятно согревали щёки, мягкими тапками пробегались по коротким тёмным волосам, шее и покрывавшей плечи футболке. Изнутри же молодого пассажира по-прежнему, пусть и уже мысленно, продолжал греть выпитый час назад горячий чёрный чай. Иван, охочий к поездной романтике, за годы так и не пристрастился к стакану в железном подстаканнике – тонизирующий напиток, как обычно, сразу после уборки постели был налит им в обыкновенную белую керамическую кружку с надписью “Ростов – папа, Одесса – мама, сын – Черкесск”.

Прислонившаяся к противоположному, левому, вагонному окну Оксана свой ежедневный утренний ритуал – заваривание кофе – выполнить не успела. Её простыня, как и одеяло, остались в скомканном виде, а протиравшие глаза миниатюрные кулачки то и дело пытались зашторить строптивые веки. Однако те, точно зомбированные раскинувшейся перед мостом речной панорамой, противились и разбегались прочь друг от друга как два электрона – девушка тоже любила красоту. В зависимости от степени, красота могла побороть и Оксанин сон, и усталость, и злость. И даже звучавшей в ушах мелодичной классической музыке – для релаксации Оксана включала проверенные столетиями и десятилетиями треки, где бы утро не начиналось, – не под силу было противостоять великолепию речного вида. Наоборот, музыка лишь органично дополняла живописную картину.


-1-

1 2 3 след