— Баб Надь, какая девичья фамилия у Вас?

— Шурыгина. А теперь – Грошева.

— Бабка слепая да я – только мы остались тут Грошевы.

— До двадцати лет девичья жизнь, когда ничего не надо. А потом бабий век.

— А у тебя какая фамилия?

— Шкут.

— О! ничего себе! А я у Ленки (внучки, жены моего брата. – Прим. автора) так и не спросила.

— Ты не женился? Нет? И не надо! Счастливый. А то возьмёшь точилу! Будет постоянно точить.

— У нас летом хорошо, можно на речку сходить.

— А Вы знаете, баб Надь, летом везде хорошо.

— Это да. А если ещё и машина есть…

— Вот ты в Самарино приехал, потому что хуже некуда. Заросли все.

— Так мне сказали, что заросли из-за газа.

— А, да! Правильно тебе сказали. Раньше кустик кто режет – не трожь! Мой кустик!

— Тогда, после войны, много волков было! В сарай залезут, овцу – прямо за шею.

— Муж моей тётки волчицу убил: гусиные лапки, шкуры овечек – чего только нет. Вся деревня прибежала посмотреть, когда он её распотрошил. Охотником был.

— Кто – что! Вот Андрюшка – ему рыбу! А почему пошёл? Потому что отец такой был.

— Пивка, может, баб Надь? — с иронией предлагаю бабушке пива.

— Не, пиво я не пила. Водку пила. Хорошо пила.

— Баб Надь, я сейчас запишу.

— Не пиши! А то мне в пенсии откажут!

— Кто?

— Путин!

— Раньше поросёнка зарежешь – человек десять с деревни придут, с гармонью, песнями. Бабку, деда нарядим – весело! А теперь злые ходят. Не подойди.

— Помру сейчас, женщина моя одна останется, молодая, сорок пять лет. Пьяницы придут: “Открывай, такая-такая!” “Не открою. Милицию вызову!”

— А КПЗ-то нынче нет. Не забирают.

— Раньше двери открытые у всех были, не боялись никого.

-36-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 след