Жила-была российская семья. Не такая, как множество тех, что ютятся в крохотных квартирках, скрывающихся за настежь открытыми дверьми серых подъездов. Но и не из горсти ячеек общества, греющихся у каминов в высоченных кирпичных особняках с бордовыми черепичными крышами. Дом, стоящий посреди пригородного посёлка, уходил ввысь на два этажа, вниз – на один просторный подвальный, и занимал три сотки земельного участка из шести. Семья состояла из четырёх поколений: были и прадедушка с прабабушкой, и моложавые дедушка с бабушкой, и папа с мамой, и три дочки. Не многие бы согласились жить со всеми близкими вместе, не отдельно, даже если размер жилья позволяет – Ковалёвы имели иное мнение. Не последнюю роль играла здесь властвующая в душах людей доброта. Оттого и животных в домах добряков бывает много – как у Ковалёвых. Прежде в подвале обитала перепёлка, звучно пела на кухне жёлтая канарейка, в клетке под ней посапывала гладкая серая шиншилла, о ножки стола тёрся чёрно-белый кот Васька, а прохожих из-за забора облаивал мохнатый пёс-кавказец Алмаз. Животные куда менее вечные, нежели люди, и к Алмазовой зрелости в доме Ковалёвых хозяевами стали рыжий котяра Тишка да молчаливые рыбы в занимающем угол детской аквариуме. Однако не быть добру добром, если бы оно не покидало комнат вкупе с тёплым воздухом через распахиваемые форточки и двери и не распространялось далеко за пределы шести соток. Скорее всего, именно оно в осенний промозглый вечер приманило уродливую тёмно-бежевую чихуахуа: задняя правая лапа собаки была заметно искривлена, как происходит после неправильного срастания костей, верхняя губа почти вся выкатана наружу, вследствие чего зубы постоянно пребывали на виду, особенно – наполовину обломанный клык. Что конкретно произошло со страшной четвероногой беднягой – сказать было трудно. Лишь жёлтая пресса в схожих случаях пестрила рассказами о том, как столичные гламурные хозяева, вдоволь наигравшись с декоративными животными, издеваются над ними, а после выбрасывают на улицу, словно это пакет с бытовым мусором. Огромный грозный Алмаз сразу полюбил прибившуюся к дому чихуахуа: не облаивал её, не отгонял, делился своей едой. Сами же Ковалёвы поначалу противились не званной гостье – отправляли чужую собаку за забор, относили на соседнюю улицу, отвозили к сторожке, – но чихуахуа неизменно возвращалась к их дому, и они быстро смирились с её присутствием, дав новому жильцу кличку Клавка. Подобные сокращённые имена и прозвища – имеющие древние греческие и римские происхождения – в России весьма обыденны и давно уже никого не смущают. Так, если бы в наше время жили Александр Македонский и Клавдия Неронис, дочь императора Клавдия, то их непременно бы называли Шуриком Македонским и Клавой Неронис. Неизвестно, какую кличку носила короткошёрстная страдалица раньше – звалась ли Маркизой Четырнадцатой или Жозефиной Генриховной Восемьдесят Восьмой, – ведь зачастую, отдавая большие деньги за чистокровных породистых четвероногих, покупатели подсознательно следуют известной поговорке: “Коли породою не вышел, держи породистых собак”. Раз у пса изощрённое дворянское человеческое имя, то хозяин, Иван Пупкин Первый, уж тем более дворянин. Вопреки знатному внешнему виду, вероятная Марка либо Жоза умом от дворняги не отличалась – была такой же сообразительной, правда, людей боялась как огня. Спала она обычно, закутавшись в шерсть Алмаза, чему кавказец совершенно не сопротивлялся, ела всегда на улице – то из своей, то из Алмазовой миски, – и ни в коем случае в дом не заглядывала. “Клавка! Клавка!” – порой, не переставая, кричали правнучки с порога, но скромное четвероногое – ни лапой, даже гладить себя практически не давало. Да и хорошо это было, потому что при редком принудительном затаскивании собачки внутрь детьми, по помещению неминуемо распространялся запах псины, вызывавший недовольство старших поколений. -1- |
|||||||