|
Лёгкий приятный ветер дул прямо в уши, наигрывая в них какую-то особенную музыку. Будто морские коньки резвились на клавишах пианино. Семён взял в руки лаг и бросил привязанную к нему доску в воду, чтобы самым старым дедовским способом посчитать количество узлов на убегающей из его рук верёвке и замерить скорость своего корабля. “Идём как часы”, - подумал он и с улыбкой вернулся к штурвалу. Семён прищурился. Не может быть! На горизонте показалась тёмная точка, и с течением времени она совсем не уходит со своего курса, а лишь увеличивается, направляясь прямо на меня. Кто же это такой смелый? Русалки исчезли, золотые рыбки нырнули поглубже. Осталось только море, по-прежнему жонглирующее солнечными бликами. Два корабля не сворачивали с общей прямой и неминуемо неслись друг на друга. Когда же расстояние стало совсем не значительным, оба судна сбросили скорость. Дрейфуя, они сблизились на дистанцию одного корпуса и остановились, отпустив якоря на вольные подводные хлеба. — Это кто это у нас тут встал на мёртвый якорь? — прокричал Краснопёров в сторону замершего перед ним наглого корабля. — Кто-кто? Осьминог в восьмирукавном манто! Не узнаёшь? Это ж я, мичман Данилин! — А ты, Колян. А какого хрена ты тут делаешь, в моём сне? Если бы Семён хоть немного был бы знаком с теорией снов мичманов, то, вероятно, он не стал бы задавать таких глупых вопросов. Теория же гласит, что если в мире одновременно спят несколько мичманов, то им всегда снится один и тот же сон, в котором они все присутствуют. Конечно, в подавляющем большинстве случаев, мичманы даже не догадываются о существовании своих коллег, потому что планета наша огромная, и каждому моряку хватает на ней места, причём уединённого да со своими личными прекрасными желаниями и мечтами. Те, кто хочет видеть себя регулярно рядом с женщинами, может случайно нарваться на другого мичмана, скажем, в порту. Однако таким вещам особенного внимания не придаётся. Они обыденны. То ли дело бескрайнее море или бесконечный океан, где днём с огнём никого не найдёшь кроме обитателей местных глубин. Пока оба мичмана отчаянно бранились, отказываясь уступать и сворачивать с прямого курса, к праздно стоящим судам откуда-то справа подплыл ещё один корабль. На его носу уже весь в нетерпении переминался с ноги на ногу мичман Кондратенко. Руки матёрого морского волка крепко обжимали рупор, который буквально за мгновенье прикоснулся к губам измаявшегося моряка, и понеслась на двоих спорщиков ругань, усиленная многократно подскочившим уровнем звука. Через пятнадцать минут к корабельной стае с запада подлетела новая “птица”. Её рулевой, мичман Бряскин, начал орать задолго до неотвратимой встречи. Бравый Бряскин затихал лишь тогда, когда к “водной пробке” с самых разных направлений подходили всё новые и новые гости, готовые проклинать всех мичманов без разбора. После причаливания мичмана Котовкина круг замкнулся. Больше не осталось места для новичков, как не осталось совершенно никакого места для тишины. Ругань стояла адская. Бранные словечки висели в воздухе и, казалось, даже не пропускали через себя ветер. Никто не желал уступать. Никто не хотел идти у кого бы то ни было на поводу и отказываться от своего курса. Кто же виноват, что в этот раз курсы всех мичманов сходились в одной точке? Носы кораблей как влюблённые прижимались друг к другу. Иногда они даже поскрипывали из-за совместного трения, подпитываемого живущей в своё удовольствие качкой. Можно было допустить мысль, что и качке интересно наблюдать за происходящим, что она левыми и правыми движениями вносила свой градус в сверхпринципиальный спор уже раскрасневшихся мичманов. У кого-то из задетых за живое мужиков изо рта уж брызгала слюна, кто-то засучивал рукава и морально готовился с разбега запрыгнуть на корабль соседа и решить задачу без лишних слов. -2- |