|
Так продолжалось почти четыре года, и длилось бы как минимум столько же, но в одно прохладное сентябрьское утро Клавка не отозвалась, когда ей принесли еду. Алмаз, и тот, к удивлению хозяев, к своей миске не притронулся. Свернувшись калачиком и положив мохнатую голову на скрещенные мохнатые лапы, он, не шевелясь, сверлил взглядом бетонную плитку. Девочки, папа с мамой, дедушка с бабушкой искали Клавку по всему участку, во всех закутках дома, высматривали у соседей, выходили на прилегающую к забору дорогу – нигде тёмно-бежевой чихуахуа не было. Смирившись первой с тщетностью поисков, самая младшая из правнучек присела на корточки рядом с Алмазом, чтобы погладить хоть его, но огромный грустный пёс тотчас понуро побрёл в будку, открыв взору девочки прежде валявшийся под ним мятый белый листок. Тонкие длинные пальцы, будто созданные природой для игры на фортепиано, подняли его и развернули. Вмиг детские глазёнки, со всё более набухающими слезами, принялись пробегать по бумажке, на которой коряво, словно курица лапой, было написано: “Гав-гав-гав, гав (( Гав-гав, гав гав-гав… Гав-гав ( Гав, гав-гав, гав…” А снизу справа, после пустой строки, стояла подпись: “Гав-гав-гав Гав-гав XIV”. -2- |
|||||||