— От сумы и тюрьмы, конечно, не зарекайся. Давайте в таком случае выпьем за свободу! А тем, кто сидит, пусть хорошо сидится и думается. Чтоб не повторяли они своих ошибок.

— Хорошо сидится? Не повторяли ошибок? — перебил тост Иван. — Это просто бред какой-то! Вы рассуждаете о тюрьме как дети! Тюрьма в нашей стране исправительным учреждением не является, хоть так и называется. В ней людей, скорее, гробят, унижают, чем исправляют. И если уж мы заговорили здесь о расставании, то я скажу так. Русскому человеку вообще не свойственно думать о расставании как таковом, а уж тем более – на деле расставаться. Когда русские расходятся обычным вечером ли или разбредаются по жизни после окончания школы, то никто не думает, что он с кем-то расстаётся. Всё равно ты пребываешь в полной уверенности, что встретишь этого человека, если не завтра, то послезавтра, через десять дней, через год, но встретишь непременно. А тюрьма наша что? Она-то как раз и единственная заставляет людей расставаться. В том смысле, что она так подавляет человека, так заставляет его деградировать, что при выходе из неё с человеком никто не хочет встретиться, кроме близких и самых-самых верных друзей. Она переламывает человека, как переламывают сигареты в тюремном магазине. А вы тут: хорошо сиделось, не повторяли ошибок… Но тут с какой стороны ещё посмотреть. Вроде на первый, беглый, взгляд кажется, что русские в лице работников “исправительных” учреждений и матёрых заключённых заставляют попавших в тюрьмы расставаться. Но на второй, более пристальный, взгляд кажется, что они как бы совсем и не желают расставаться с попавшими в тюрьмы, всё делают для того, что люди, выйдя на свободу, быстро вернулись. Тоже ведь синдром русского нерасставания налицо… Поэтому пить за свободу в нашем случае точно неуместно. Не знаю, за что теперь… Давайте лучше за девчонок наших, красавиц!

— Правильно, — отозвалась Катя. — Нам с Машкой вообще не интересно про тюрьмы ваши слушать.

— А про что же вам интересно слушать? — иронично вопросил Сергей.

— Ну, уж точно не про тюрьмы. Мне, когда вы стали говорить о синдроме русского нерасставания, о любви сразу подумалось. Может, любовь у русских крепче. Хотя вряд ли, конечно – во всём мире люди крепко любят друг друга. Однако чего не отнять – женщины наши, возможно, самые сердобольные. И любить продолжат и того, кто лишился и рук, и ног. И полюбят того, кто уже был без рук, без ног. И не расстанутся ни в коем случае. Чем вам не синдром?

— Да-да, точно, как Земля с Луной в нашей “вселенной на троих”, — подытожил Сергей. — Как складно у нас всё получается. И планеты, и чёрные дыры, и спутники планет. Целая модель. Не хватает только комет и астероидов, которые периодически, через век, да снова пролетают мимо.

— А это как наш Ваня, — улыбнулась Мария. — Приедет раз в год в родные места, зайдёт в гости, а потом опять на двенадцать месяцев пропадает. По-моему, тоже синдром русского нерасставания налицо.

— Ну да, ну да, — засмущался Иван. — Так на самом деле и есть. Как же я могу вас не увидеть? Да синдром потом меня заживо изнутри съест. Точно пришлось бы всё бросить посреди года, взять незапланированный отпуск и приехать. Синдром, он такой… Как схватит тебя за яйца – понесёшься как стрела туда, где не расстался.

-3-

пред 1 2 3 4 след