на главную

Нина Владимировна, набожная сутулая бабушка-одуванчик, всю ночь плохо спала, подолгу не смыкая глаз, а только-только зарождавшимся ранним утром с тревогой ходила из редкого угла в редкий угол своей однокомнатной малогабаритной квартиры, как это всегда бывало в подобных случаях. Она выпила чай без сахара, когда толокшийся в воздухе снег ещё не проглядывался в предрассветной темени. Она сдёрнула с кровати покрывало и застелила её заново, разровняв каждую складку. Подушка была трижды покалечена старчески руками, однако те же волшебные старческие пальцы трижды воскресили её с божественной лёгкостью – да так, что ни одной маломальской раны не оставалось на белом теле, испещрённом давнишними катышками. Запыхавшись, бабушка села в глубокое коричневое кресло, продырявленное плоскими коричневыми пуговицами, положила морщинистые руки на широкие подлокотники. Не найдя покоя в преддверии долгожданной встречи с сыном, она встала, приблизилась вплотную к стоящему у стены столу и принялась молиться. Седой Николай Чудотворец смотрел на неё одновременно с интересом и безучастностью. Зажмурившаяся Матрона Московская, невзирая на окутывавший бабушкину голову белоснежный платок, без сомнений, читала мысли Нины Владимировны все до одной. Читала и понимала, пока заоконная снежная пелена с восходом проявлялась из черноты светлыми точками, молочными брызгами, белесыми вспышками. Это была последняя бабушкина молитва. Через несколько часов её разорвёт на двадцать частей. Всё – бесполезно. Никто и ничто не уберегает цельный кусок живой плоти от разделения и не воскрешает разобранных людей. Это реальная жизнь. Не было ни одного случая.

Когда самолёт вспорхнул в белый эфир, в белый пух необъятной подушки, в сметённую громадным небесным веником белую небесную пыль, никто из обоих пилотов по-прежнему не озабочивался тем, что они со спущенными рукавами позабыли, легкомысленно запамятовали, небрежно подзабили включить обогрев приёмников воздушного давления – трубок, пропускавших через себя потоки воздуха и таким образом измерявших скорость судна. О приёмниках не вспомнили даже тогда, когда они обледенели, покрылись жемчужным наростом, хватанули льда, перестав пропускать через себя воздух, из-за чего приборы в кабине показали падение скорости у перового пилота до двухсот километров час, а у во второго – и вовсе до круглого нуля. Хотя на самом деле выбеленный, отмывшийся, исповедавшийся воздух по ту сторону от иллюминаторов преодолевал за час все шесть сотен километров.

Чтобы набрать скорость, пилоты направили, как положено, самолёт вниз, во временное пике, в белый эфир, в белый пух необъятной подушки, в сметённую громадным небесным веником белую небесную пыль, но белый эфир, белый пух и белая пыль вдруг закончились, растворились, канули в тёкшую по дневному небу млечную Лету. Это реальная жизнь. В ней много чего быстро заканчивается. Полно примеров.

После удара о покрытую непорочным снежным слоем, белым пуховым одеялом, пеной сонмов небесных огнетушителей подмосковную землю и взрыва авиационного топлива средства массовой информации, эта четвёртая власть, это четвёртое сословие, эти надоедливые, как пушистый бежевый кот Васька с белой грудкой и белыми лапками, журналисты, привели слова представителя оперативного штаба, отвечавшего за поиски 71 человека: “В ходе поисковых работ обнаружены 499 фрагментов самолёта и более 1400 фрагментов тел погибших”.







-2-

пред 1 2 на главную