Я – чьё-то имя или даже звук,

Его несущий к раковине уха.

Я – плачущая нежность тонких рук

Смотрящего с икон Святого Духа.

Вот говорят человеку “Дай карандаш!”, а ему мерещится “Ай да шантаж!” “Какой шантаж? Что за шантаж?” – удивляется он. А ему просто послышалось. Или вообще сказали “Я люблю тебя”, а у него в ушах раздалось: “Я убью тебя”. Так и до крупной ссоры вмиг может дойти, да и только ли до просто ссоры – до ломки судьбы дойдёт! А может, дойдёт до беспрерывного хохота из-за нелепой ослышки, а может – до горючих слёз, может – до яростного плевка в лицо, а может – до самого крепкого в жизни обнимания.

Что же становится главной причиной этого? Накладываются ли звуковые волны причудливо друг на друга, или же наоборот – едва не насовсем гасят друг дружку? Так или эдак, но итог всё равно один: в уши влетают новые случайные гласные и согласные буквы взамен старых, преодолевают слуховой извилистый проход, давят на барабанную перепонку, а она – на молоточек, а он бьёт по наковальне, а она – по стремечку, а стремечко приводит в волнение жидкость в ушной улитке, раскачивая растущие в ней словно водоросли нервные волоски, чьё движение тотчас соединяет прежде разлучённые ионы калия и натрия, и бежит к головному мозгу электрический сигнал, несущий шальные гласные да согласные – и воспринимает мозг чёрт-те что.

Или же всему виной психоаналитик Зигмунд Фрейд? Тот, который все ослышки, очитки, описки и оговорки безоговорочно причислял к влиянию человеческого бессознательного, корни которого тянутся к сексуальной неудовлетворённости. Мол, если кто-то в автобусе кому-то любезно говорит “Уходите” вместо “Проходите”, либо в ответ на непреднамеренную грубость обзывает “мужланом” или “бабой”, после чего добавляет “Убить тебя мало!”, то на самом деле невежа внутри себя неосознанно грезит наслаждением любовью с выбранным объектом вражды: “Любить тебя мало!” Присутствующий при ссоре старик Фрейд аплодирует стоя, не забывая при этом взглядом указать бранящемуся пассажиру на то, что надо бы белобородому психоаналитику уступить место у окна. Например – у окна ПАЗика, из которого вечером пятницы виднелся осенний проплывающий Магадан.

Притомившаяся за день бордовая ртуть прытко пятилась от десятиградусной отметки со знаком плюс словно покидавшая бухту Гертнера вода во время отлива, приземистые пожелтевшие лиственницы мелькали одна за другой на обоих краях дороги; торговавшие золотом и серебром магазинчики терпеливо ждали позднего закрытия в отличие от уличных продавцов красной икры, уже начинавших стаскивать прозрачные пластмассовые контейнеры с капотов праворульных подержанных легковушек; разноцветные пятиэтажки судорожно размыкали свои жёлтые глаза, две чёрных и одна бежевая бродячие собаки выглядывали из-за угла удалявшегося с каждым оборотом колёс дома в поисках простого собачьего съестного счастья.

Окончание колымского рабочего дня и поломка другого, более раннего, автобуса, следовавшего по маршруту номер шесть, заставили народ набиться в ПАЗ как килька в банку. Пёстрые женские сумки, чёрные портфели с рюкзаками, пакет-маечка с тремя широкими бараньими костями и даже сжатая пальцами зелёная бутылка “Спрайта” нависали прямо над головами сидевших пассажиров; коричневый сапог ёрзал возле пятки чёрного туфля, то прижимаясь к нему точно влюблённый, то разлучаясь будто отверженный; пола чужого серого плаща покрывала край синей юбки, синие джинсы тёрлись о другие синие джинсы, словно в обнимку вспоминая фабричное детство.

-1-

1 2 3 4 след