|
Даже сидя на лавке, отдыхавший пытался перемещаться по своей космической линии – однако поверхность Земли не давала ему продолжить путь. И лёжа на диване перед транслировавшим любимое шоу телевизором, зритель отчаянно намеревался двигаться по своему единственному направлению, но дорогу преграждали пол с землёй. Когда Станислав подшучивал насчёт этого над смотревшей кино женой, она призывала прекратить нести чушь, а лучше – пойти по единственному пути на кухню и закинуть чайные пакетики по строгим линиям в кружки. Видя, что муж в ответ не спешил вставать, Ирина регулярно сама поднималась с кровати – и семенила заваривать чай обоим. Инженер из раза в раз удивлялся прыти супруги. Всегда она находилась при деле: что утром, что днём, что вечером, что даже иногда ночью. Станислав вообще не припоминал спокойных периодов в их совместной жизни. Причём так происходило с самого знакомства в совсем юных годах. Ирка уже в молодости постоянно суетилась, предлагала куда-нибудь сходить, чем-то заняться или просто хлопотала обо всём. Невзирая на то что к идее мужа о вечном двигателе супруга относилась крайне скептически, она тем не менее поддерживала любимого: если инженер после неудачи с новой поделкой опускал руки и переставал мастерить, впадая в производственную апатию, жена расталкивала его, уговаривала продолжать начатое и быть при деле. Главное – быть при деле. И Станислав оживал, дабы опять пробовать изобретать. На смену металлическому располосованному дырчатому кубу приходил обмотанный проводами зубчатый диск, который вскоре уступал место сложной композиции чувствительных струн. Инженеру вновь и вновь хотелось видеть перед собой то, что будет без перерыва крутиться, томно раскачиваться либо сумбурно пыхтеть, пережив своего создателя. И даже когда мужчина, так и не изобретя ничего по-настоящему вечного, стремительно терял последние жизненные силы в больнице, он всё равно мечтал видеть перед собой то, что постоянно вырабатывало бы энергию – что при нём, что без него. А Ирина в это время беспрестанно ухаживала за Станиславом, меняла бельё, навязчиво звала медсестёр. И плакала, плакала, плакала, но отворачиваясь – так, чтобы больной муж не видел горьких женских слёз. Как могла, она суетилась, однако пуще расстраивать супруга никоим образом не желала. Последним, что увидел изобретатель, было подбивание женой матраса под ногами, зябнувшими из-за временного лишения белого больничного одеяла. После похорон горевавшая и постепенно смирявшаяся с потерей Ирина, уговаривала себя не сидеть в одиночестве, глядя в одну точку, что неминуемо грозило бы наступлением глубокой депрессии. Женщина постоянно убиралась дома – впрочем, как делала это раньше, только отныне ещё чаще, – регулярно ходила на кладбище, протирала памятник, вырывала с поверхности земли каждый маломальский сорнячок, беседовала с мужем и неизменно подытоживала свои монологи: “Стасик, если ты меня видишь, то точно очень рад, что я не сникла, что не стою на месте, ведь движение – это жизнь, а я постоянно в движении”. -2- |
|||||||