Невзирая на начало октября, погода даже поздним вечером была достаточно тёплой, градусов четырнадцать. Вероятно, огромную роль сыграл в этом жаркий сентябрь, подобного которому москвичи совершенно не припоминали. Дивный каприз природы позволял горожанам часто подзабывать о военном конфликте с Украиной, приобретшем на второй год позиционный характер. Температура воздуха почти во все сентябрьские дни соответствовала августовской и прямо говорила о том, что на сей раз лето состояло не из трёх месяцев, а из четырёх. Октябрь в свою очередь веял сентябрём.

Однако даже чрезвычайно приятная погода всё равно являлась аномальной, что приводило к разным противоречивым последствиям, пусть они и могли быть вполне предсказуемы. Привыкшие сбрасывать листву из-за холода деревья лишались её вопреки комфортной атмосфере вокруг: опавшие листья тотчас засыхали и попросту всюду валялись, походя на стайки воробьёв. Болевшие же люди и животные, которым тепло должно создавать тепличную среду для лечения, возвращать к полноценной жизни или как минимум продлевать её, наоборот, неожиданно умирали. Отсутствие ночного морозца, сильных ветров, сплошной облачности, осенних депрессий и хандры не делало для хворавших своё позитивное дело.

Впрочем, всё негативное – война с Украиной, падавшая без похолодания листва, обострявшиеся болезни – не заботило шестиклассника Смирнова Даньку. Он продолжал хулиганить, и летнее тепло только способствовало тяге к проказам, особенно – уличным.

В школе учителям ещё как-то удавалось обуздать непоседливый нрав Дани. Для этого многие из них уже давно пересадили нерадивого ученика в своих классных кабинетах на первые парты – чтобы тот по максимуму находился на виду. Однако ж едва перед детьми подолгу начинала мельтешить спина преподавателя, отвернувшегося и писавшего мелом на доске, ученическое буйство распускалось как бутон цветка. Даниил брался крутиться, шептаться, бросать скомканные тетрадные листы в одноклассников или же без стесненья залазить в телефон. Каждое подобное замеченное действие рождало учительское противодействие, что усиливало и так уже крепкую взаимную нелюбовь с преподавателями.

Само собой, в свете шаловства успеваемость Дани хромала на обе своих ноги, внешне удивительно напоминавших две единицы. Электронный дневник проказника был полон троек с двойками и длинных замечаний, кои вызывали раздражение, гнев, а порой даже слёзы и у учителей, и у родителей.

Оттого те и другие нередко вспоминали триптих (произведение искусства, состоящее из трёх связанных частей. – Прим. автора) художника Фёдора Решетникова. К первой картине, называвшейся “Прибыл на каникулы”, больше рвались мысли Данькиных родителей. На ней мальчик-суворовец в чёрной форме, который приехал домой на новогодние каникулы, рапортовал о прибытии своему деду, замершему в стойке смирно. Единственное, несмотря на сквозившую из холста дисциплину, ни мамы, ни папы на послевоенном полотне не было, что намекало на возможную трагедию.

Вторая картина с названием “Опять двойка” несомненно являлась куда более близкой преподавателям. Такой же белобрысый, как Даня, мальчуган печально стоял с портфелем посреди комнаты, где оценок из школы ждала не только его семья, но даже собака. К стене, синевшей на заднем плане, была прикреплена картонная репродукция первого полотна триптиха – картины “Прибыл на каникулы”.

О третьем же холсте, именовавшимся “Переэкзаменовка”, вспоминали все поровну. На нём тот же блондинчик грустно сидел за деревянным столом в деревенском доме, готовясь жарким летом к осенней учёбе. Через открытое окно на бедолагу смотрели удивлённые мальчишки, готовые продолжить играть в мяч вместе с другими друзьями. Слева от оконного проёма стену украшала бумажная копия второй картины триптиха – полотна “Опять двойка”.

-1-

1 2 3 4 след