Заведшиеся не на шутку гражданки с невероятным задором вписывали замечания и проставляли двойки, зачастую – своими личными красными ручками. Правда, чем больше подходило женщин, тем в конце концов меньше становился испуг мальчугана, уступая место осознанию происходившего, которое было одновременно крайне неприятным и чрезвычайно невероятным. Даня будто ощущал себя на концерте, на сцене, где шёл самый ужасный спектакль в жизни. В нём училками являлись не только все игравшие рядом актрисы, но и абсолютно все зрители в зале. Когда не осталось ни одной чистой страницы, Елена Николаевна наконец отвела руку от маленького пленника. Оглядев его презрительно и вместе с тем жалостливо с ног до головы, англичанка кивнула в сторону дневника, сжимаемого сорванцом: — Ну ты понял, Смирнов? Когда ж ты возьмёшься за ум?! Ты посмотри – опять двойка!! Больше женщина ничего не стала добавлять. Она развернулась и побрела к метро. Её примеру последовали все остальные взбудораженные учительницы. Опустошённый, выжатый словно лимон, Даня простоял ещё несколько минут без движения, прислонившись к стене. У него уже не было ни страха от неожиданного пленения, ни злости на учителей, не было и никакой радости от освобождения. Окинув взором переход и прилично поредевшую женскую толпу, мальчик пролистал алые страницы дневника, затем захлопнул его и отправился вместо Красной площади домой. Вернувшись в квартиру, Даня делал уроки допоздна, а когда закрыл глаза, чтобы уснуть, твёрдо решил с этого дня, Дня учителя, взяться за ум. -4- |
|||||||