|
То и дело, мои кроссовки давили праздно лежащие фрукты и ягоды. Они, спелые и переспевшие, просто сваливались с растущих вдоль дороги яблонь, слив, черноплодок, облепих, кустов боярышника и шиповника. Редко, но среди типичных деревьев встречались пальмы, бамбук и даже экзотические кактусы… Иногда кокосы, ананасы и бананы приходилось целенаправленно оббегать, чтобы не споткнуться и элементарно не упасть. Я свернула вправо на Белякова и направилась прямиком к Тверецкому каналу – моему любимому, ведь здесь мы познакомились с Олегом. Тогда стояло обычное серое утро. Я просто делала свою стандартную утреннюю пробежку, а он ловил рыбу с берега. Олежка пытался посильнее размахнуться, когда я поравнялась с ним. Удочка попала мне прямо по носу, и я, зажмурившись, наскочила на ведро с его уловом. Караси с плотвой в тот момент разлетелись на расстояние двух-трех метров! Как будто маленький ядерно-рыбный взрыв поразил ведро… Олег поднял меня, и мы кое-что поняли… Я упёрлась в набережную канала, и в мои кроссовки посыпался речной песок, что я поняла далеко не сразу. Лишь когда я сняла их и вытряхнула содержимое, ко мне пришло полное осознание того, что асфальтовая дорожка прибрежного тротуара сменилась широкой пляжной полосой. Я прониклась давно позабытым ощущением моря. Над песком возвышались частые шезлонги с полосатыми сине-белыми матрасами, причем некоторые из них уже были заняты нежащимися волочанками. Местами, между лежаками, в комфортных деревянных креслах-качалках сидели рыбаки. Почти возле каждого из них стоял небольшой складной столик, на котором была расстелена газета. На бумаге мужчины разрезали пойманных осетров и доставали из них икру, чтобы тут же положить заветные шарики на куски белого промасленного хлеба и запить пивом. Мое любопытство моментально взяло верх. Я подбежала к первому попавшемуся в поле зрения мужчине и нагло, не спрашивая разрешения, заглянула в ведро. Там, в чистейшей воде, плескались кета, горбуша, сёмга, нерка, форель. А вот в воду окунаться по-прежнему было почему-то запрещено, хотя сама вода преобразилась кардинально: она была чистой словно в Байкале, а по поверхности шуровали гондолы, точь-в-точь такие, как в Итальянском Вышнем Волочке. Их было так много, что лёгкие волны нескончаемыми переливами образовывали пенистых «барашков» и усиливали то самое ощущение присутствия на море, воспринимаемое всеми пятью чувствами и проникающее куда-то в самую глубь потаённых участков твоих тела и души. Если бы ощущение моря требовалось хранить на теле, то оно определённо пребывало бы на коже моего животика в качестве двух слоев: загара и тонкой плёнки морской соли. Если бы у человека когда-нибудь появилось шестое чувство, то это точно было бы чувство моря в Вышнем Волочке. Но не всё было так чинно и гладко. На Цне гондольерам, начинающим свой туристический день, вольно передвигаться активно мешали отоспавшиеся теплоходы, белоснежные катера и катерки. Здесь все покорители воды смешивались в один невероятный цнинский улей, добавляя реке значимости и важности, которые стремительно сдали свои позиции, едва я добежала до “работящего” Обводного канала, где погоду делали баржи и буксиры, нагруженные всякой всячиной, будь-то автомобили или бесчисленные арбузы. -3- |