|
— Ну что, ты готова? — Ой, даже не знаю… Готова, наверное, — Маринка боязливо улыбнулась, предвкушая соприкосновение с опасной и неизведанной стихией, но одновременно полностью доверяясь любимому. — Пойдём. Молодые люди взобрались на пригорок и вступили на первый царский цепной мост. Их встретили два каменных входных пилона, похожие на бежевые военные обелиски, коричневый налёт на металле цепей, держащих на себе широкий мостовой пролёт с уложенными на нём досками. По ним идёшь словно по паркету. Паркету зеркального зала. Переносишься в девятнадцатый век. Впереди на мосту заскрипели кареты, за ними показались кавалеры и дамы, танцующие на ходу полонез. Сомкнутые руки как носы плывущих кораблей. Схождение. Разворот. Следом пары кружились в вальсе. Шаг правой, в сторону левой, смыкание стоп, поворот. Красочные платья женщин развивались как паруса на ветру. Чёрные фраки мужчин словно непоколебимые мачты. В конце переходящего мост бала жонглировала танцевальными па мазурка. Разворот вправо, рука вверх. Разворот влево, рука вверх. Прикосновение рук, кружение, лёгкий бег. И снова кареты, кареты, кареты… Процессия прошла, а воздух будто по-прежнему содрогался от безудержных танцев. Как только затихла музыка – зашумела вода. Нигде река Великая не является такой бурной, как в Острове. Словно она несётся с гор, а не течёт по равнине. Кажется, вот-вот водные пороги вынесут наружу огромные валуны, на глади появятся байдарки, и разгорится гребной турнир. Шум воды ненадолго прерывается только там, где заканчивается первый царский мост. Где начинается тот самый остров, давший название городу. Начинается, чтобы оборваться вторым царским цепным мостом. Точно таким же. Мостом-близнецом. С пилонами-обелисками. С коричневым налётом на металле цепей. Затёртыми тысячами людских ног досками паркета и ещё одним кружащим балом на них. Танцами над бурными, шумящими водами реки Великой. Остров, разбивающий её на два бурлящих рукава, как картина русского художника. Там, где на холстах сходятся и расходятся реки, всегда стоит церковь. За ней вдалеке горизонт, за который убегает новая, большая, река. Одинокий храм посреди дикой, но безумно красивой природы. И здесь стоит храм. Старый как сам город. Место основания города. Вадим с Мариной свернули именно к нему. Прошли мимо и расположились на самом краю острова. Там, где река снова становится единой. Одной. Большой. Великой. Вадим накачал лодку, вставил в уключины вёсла, подал руку Марине, чтобы она аккуратно ступила на резиновое дно. Мелкие капли воды взмыли в воздух, течение зацепилось крючками-волнами – “круиз” начался. И не было в жизни Маринки ничего лучше этого круиза. Синяя вода, зелёные берега. Любовь, пропитанная русской географией. Что может быть лучше? Вино в бокалах, фрукты, бутерброды. А каково открывать бутылку вина на маленькой лодке?! В тот момент, когда давление руки, вжимающей бутылку в дно, достигает пика, когда пробка нехотя расстаётся с горлышком, начинается настоящий небольшой шторм. Романтический шторм. Как романтическое ранение, когда пуля пролетает навылет, не задев жизненно важных органов. Импульс, переданный резиновому дну, образует искусственную качку. Она кидает то вправо, то влево, заставляя с опаской хвататься руками за борта, чтобы не упасть в воду, и одновременно смеяться из-за происходящего с тобой и твоей половинкой. Там, где русло выпрямлялось, можно было спокойно обниматься и целоваться. Там, где лодка плыла по излучинам, кровь наполнялась адреналином, и Вадиму приходилось отчаянно налегать на вёсла, чтобы поворачивающие воды не отнесли “лайнер” к берегу. И так до самого заката, до самого Пскова. -2- |