|
Больше в Европе мне делать было нечего, и я вернулся на родину. С самого первого дня пребывания в Сан-Антонио меня охватила хандра. Эта промозглая, раздирающая тоска отступала лишь тогда, когда я встречался с теми, кого не видел уже много лет. С самого первого дня мне нечем было заняться. По стране, ещё не успевшей покинуть клещи Великой депрессии, молотом ударила Вторая мировая… Так что главной работой в Техасе было отсутствие работы. Многих от подобной неминуемой хандры спасал Голливуд. Индустрия фильмов широченными шагами, не уставая, маршировала по Америке. Но что она могла предложить мне – солдату, которому в глаза заглянула война? Нет, конечно, я сходил на пару сеансов. Однако, когда кто-то из актеров с экрана широко улыбался белоснежными зубами, я видел блеск золотых зубов на границе Франции. Я терпел несколько подлых, ненастоящих улыбок, а потом не выдерживал, покидал зрительный зал и выбирался на улицу, чтобы неспешно двинуться домой. Серые дни съедали меня изнутри. Поэтому мои дружки, предложившие посетить баскетбол, стали для меня чудесным спасением. Да, я ненавидел этот спорт, но согласился отчего-то, не раздумывая… Парни сказали, что надо ехать в Сент-Луис. По их словам, в Штатах появилась новая лига - кажется, они называли ее НБА... Команды же в Сан-Антонио не существовало. И в сторону! Это как раз то, что мне было нужно. Я предвкушал, как поездка станет для меня первым свежим глотком. Компания друзей вдали от всех – вторым. А баскетбол… Уж как-нибудь переживу два-три часа. «Сент-Луис Арена» просто кишела людьми. Эти безумные поклонники баскетбола были повсюду. Однако как только я уселся на свое место, мне на них стало наплевать: оглядевшись вокруг, я тут же вспомнил спортзал нюрнбергской тюрьмы. Судья подкинул мяч, и игра началась. Парни кричали мне: «Джон, посмотри, посмотри на этого! Посмотри на того! Посмотри, как они играют!» Мои друзья тоже были безумцами. Чтобы не огорчать их, я отводил глаза туда, куда мне показывали. Но я видел совсем не то, что видели они. Один чернокожий парень в синей форме после высоченного прыжка забросил мяч в кольцо и повис на какие-то ничтожные мгновения, вцепившись руками в его железный обод. По-моему, тем самым он праздновал свой успех… Друзья неистовствовали, а я… А я смотрел на этого негра и видел в его лице министра иностранных дел нацистской Германии Йохима фон Риббентропа, покачивающегося на виселице. Любое столкновение, после которого игрок оказывался в лежачем положении на паркете, возвращало меня в Третий рейх. Падение, и я уже вижу бездыханное тело Вильгельма Кейтеля. Падение – Кальтенбруннер. Еще падение – Альфред Розенберг. Я стал получать от происходящего удовольствие. Мне было все равно, баскетболист какой команды повисал на кольце или валился на пол. Перед моими глазами уже из стороны в сторону шатался глава оккупированных польских земель Ганс Франк. И так до десяти. Я видел и помнил всех фашистов в той самой ночной последовательности. После Зейсса-Инкварта мой круг неизменно начинался заново с Риббентропа. Я стал ездить с парнями в разные города, чтобы воочию смотреть матчи. Эти ребята были что надо. Я уважал их - они уважали меня. Правда, многие не понимали проснувшегося во мне желания и неожиданного рвения колесить по стране ради баскетбола, но на этом их недоумение заканчивалось. Я же никому ничего не рассказывал. -5- |