|
Леонид буквально зарыдал, когда немцы принялись есть прямо перед его глазами карася, запивая шнапсом и причмокивая. Людвиг тоже зарыдал и тоже без слов. Необъяснимое поведение гауптмана поразило его помощников до самой что ни на есть крайней степени. Однако Вульф болезненно переживал совсем по другому поводу: ему нисколько не жалко было рыбу – он был потрясён грядущей победой врага. Гауптман встал. Повернулся к Лёньке, достал из кобуры пистолет и, не раздумывая ни секунды, выстрелил партизану прямо в голову. Кровь брызнула на форму Вульфа, но он даже не стал доставать платок, чтобы попытаться стереть её. Людвиг молча вышел за дверь. На следующий день он по надуманной причине выбил себе место в берлинском поезде и через двое суток был уже в столице Рейха. Вульф ничего не стал объяснять своим сослуживцам – он просто ехал спасти свою семью. Он спешил укрыть родных от неминуемых бомбардировок, которые легко могли разрушить и его дом. В Людвиговых мыслях под аккомпанемент стучащих колёс был только побег из Германии, не знающей о грядущем крахе. Да и что он мог сказать знакомым офицерам и солдатам вермахта? Что он точно знает о поражении в войне, что он сам видел победу рабоче-крестьянской красной армии? Нет уж, в лучшем случае его бы точно посчитали сумасшедшим, а в худшем – расстреляли бы за антинемецкую пропаганду. Заплатив за поддельные документы, Вульф вывез жену и детей в нейтральную Швейцарию, после чего до окончания войны растворился в предгорьях Альп. Он постоянно менял съёмное жильё, перебиваясь случайными заработками. Изредка Людвиг тайно навещал своих родных, чтобы отдать им деньги. Потом снова возвращался в горы, где ждал завершения русского наступления и полного разгрома своей страны. Под знаком страшных душевных мук и терзаний Вульф жил всё время, прошедшее с конца войны до самого распада Советского Союза. И лишь благодаря крушению коммунистической империи совесть Людвига начала успокаиваться. Каждой из двадцати прошедших вёсен бывший гауптман доставал из чулана небольшой коричневый чемоданчик, нежно целовал жену и отправлялся поездом в Новгород. За время долгого пути Вульф несколько раз вспоминал и заново переживал все ужасы кровавых лет. На его глазах наворачивались слёзы. В такие психологически сложные минуты немец всегда прислонял чемоданчик к груди и плотно сжимал веки, дабы насильно остановить горький плач у самого его истока. Прибывая в пункт назначения, Людвиг заселялся в гостиницу на Торговой стороне города. Он всегда выбирал один и тот же отель. В первые дни гость часто выходил на улицу, бродил среди тысячелетних белокаменных церквей по старинному княжескому двору. Для отдыха он мог присесть на продолжительное время под белой аркадой бывшего Гостиного двора. Ночами каждая арка подсвечивалась ярко-жёлтым светом, заставляя Вульфа по-новой переживать былое. Гауптман вспоминал, как во время войны он и его сослуживцы петляли из арки в арку на ревущем мотоцикле, соревнуясь в быстроте прохождения “змейки”. Ныне, в темноте, на рубеже веков, аркада выглядела настолько безмятежно, настолько божественно, что впору было приравнивать её к остаткам мифического древнего храма. В ночном Волхове белоснежные арки отражались наравне со звёздами. Река становилась словно космосом, а аркада – главным созвездием в нём. Всматриваясь в чёрные, сверкающие бриллиантами, воды, Вульф вновь видел напоминающих галактики ветеранов и от стыда закрывал лицо ладонями. -3- |