|
Гауптман обходил здание и спешил в центр зелёного сквера, разбитого прямо позади дома с колоннами. Там, среди цветущих деревьев и аккуратно подстриженного кустарника, на самой середине поляны, Вульф падал на колени и горько плакал. Когда слёзы заканчивались, он, привставая, обхватывал руками постамент с надписью “Герой Советского Союза партизан Лёня Голиков”. Его ладони прижимались к гранитным щёкам Лёньки, к его окаменевшим рукам. “Вот, Лёня, я принёс тебе воды, попей. Из Волхова”, – нашёптывал еле слышно Людвиг и аккуратно выливал содержимое аквариума на подножие гранитной глыбы. “Спасибо тебе за спасение моей семьи. Спасибо, – продолжал шептать гауптман. – Пойми, я не мог поступить иначе. Для меня нет ничего дороже моей жены и детей. Я не мог поступить по-другому. Вечная память тебе. Вечная слава”. Вульф брал в руки цветы, которые ему дарили во время пути, расправлял их, дабы букет становился как можно пышнее, и клал перед памятником. Лёнька по-прежнему молчал. На душе у Людвига легчало. Этот единственный день освобождал сердце бывшего немецкого офицера от душевных мук, коими оно ежегодно наполнялось до самых краёв. Гаутман ещё раз прикладывал ладонь к гранитной щеке Леонида. “Спасибо, – благодарил он перед уходом партизана. – Спасибо. До следующего года”. Следом Вульф отправлялся в обратный путь, чтобы снова пройти через Кремль, мимо памятника тысячелетию России, мимо тысячелетнего Софийского собора. Бросая беглый взгляд на купола, Людвиг всегда донельзя замедлял шаг. Он пристально приглядывался к центральной маковке и венчавшему её кресту – зрение, единственное, его по-прежнему не подводило. Там, на кончике креста, он видел золотую птицу. Она сидела неподвижно, поблёскивая отражаемыми лучами солнца на фоне чистого голубого майского неба. “Быть может, и она – ветеран? – думалось гауптману. – Сидит там в маленьком кителе с медалями и звёздами. Жаль, что не разглядеть поближе…” От купола Людвига отвлекали дети, продолжающие одаривать его цветами. Он хлопал одного из них по плечу и несколько раз кивал головой, выражая благодарность. Ещё его ноги не прикасались к Горбатому мосту, а сызнова собранный букет уже еле помещался в руке. Вульф повторно с трудом взбирался на середину моста. Несколько раз он останавливался, чтобы отдышаться, после чего подходил к перилам. Немец смотрел на широкий плескающийся Волхов, смотрел на искрящееся впереди озеро Ильмень. Где-то здесь была родина того карася. Где-то здесь он жил, и, возможно, так же, как Лёнька, помогал своей стране бороться с врагами – как мог помогать любой зверь, рыба или птица, живущие в России. Как те легендарные мыши, которые перегрызли проводку немецких танков перед наступлением на Сталинград. Маленький карась в чёрной парадной форме, усыпанной маленькими медалями, в маленькой бежевой рубашке, с чёрным узким галстуком, в бело-чёрной маленькой фуражке с миниатюрной золотой кокардой посередине. Вместе со слезами Людвиг бросал в воду букет, предварительно распушив его. С легчайшим сердцем гауптман возвращался в гостиницу, упаковывал небольшой аквариум в коричневый чемоданчик и уезжал домой. Уезжал домой, к семье, чтобы в следующем году обязательно вернуться. Вернуться в Новгород, где ждут Людвига его три ветерана. Всех родов войск. Вся армия. Лёнька Голиков, карась в чёрной парадной форме и золотая птица на кресте Софийского собора. -5- |