|
Далее все те же берега, словно сильно поссорившаяся пара влюбленных, стремительно разбегаются в стороны, и лезвия Уэйна ударяют о корку Мраморного моря. Больше похожий на озеро соленый водоем, своим названием в сознании хоккеиста вызывает мысли о кладбище, но появившийся впереди обледеневший Босфор убивает всплывшую мистическую тему, хотя слово «убивает» подразумевает обратное. Пролив, сковавший две половины будущего Стамбула, вновь создает у канадца ощущение тесноты. Однако сейчас Гретцки беспокоит другое. Единственная проблема для него - это то, что приходиться подниматься в горку, ведь Черное море расположено выше Мраморного. Уэйн «щелкает» шайбу на почтительное расстояние, а потом, сосредоточив все силы на катании, догоняет ее. И так несколько раз, пока он наконец не оказывается на месте театра военных действий будущих русско-турецких войн. Почувствовав под ногами долгожданную горизонтальную гладь, нападающий своими коньками стремительно делит Черное море надвое, проносится мимо будущего Севастополя, огибает Крым и через Керченский пролив вкатывает на азовский лед. Самое мелкое море в мире никогда не переставало удивлять Уэйна. Почему-то именно здесь он всеми своими нейронами и рецепторами ощущал, где начинается далекая будущая Россия. Трудно было понять природу возникающего чувства, ведь все вокруг также покрыто снегом, также покрыто льдом. Однако что-то тут всегда настораживало, проникало куда-то внутрь хоккеиста и скребло оттуда по его душе мизерными, но очень острыми ноготками. Сегодня же Гретцки вообще чувствовал ритмичные движения больших нечеловеческих когтей. Злорадная улыбка на его устах сменилась напряженным и целеустремленным выражением всего лица. Но канадца было не остановить. Он – сверхчеловек. Он – Великий. Домчавшись до северо-восточного азовского побережья, ноги Уэйна прикоснулись к замерзшей поверхности Большой Кутерьмы. Причем с каждым десятком преодолеваемых метров название рукава Дона, казалось, приобретало все более и более реальные очертания, все больше превращалось в жизнь. Здесь ветер поддувал все сильнее и сильнее, а на льду откуда ни возьмись то и дело появлялись снежные перекати-поле. Зачастую они походили не на клубящийся снег – они представляли собой настоящие снежные комы: словно неведомая сила несла разбитых снеговиков по казацкой реке. Периодически Гретцки приходилось даже уворачиваться от этих перекати-шаров, а иногда, ловко подбросив шайбу вверх, перепрыгивать надвигающиеся препятствия. Вне будущей России такого не было. Когда позади осталась примерно половина Дона, канадец остановился и с нескрываемым удовлетворением перевел дух. Он чувствовал, что Третьяк был где-то рядом. Тут «нефтяник» поймал себя на мысли, что он думает по-русски, ведь появившееся в его голове слово «рядом» было применимо исключительно к размерам будущей России. Канадским, бразильским, китайским, американским и прочим «рядом» было далеко до российского собрата. Гретцки поморщился. Временные же промежутки между белыми перекати-поле становились все меньше и меньше. Устремляя взгляд за взглядом до пределов человеческой видимости, форвард «Эдмонтона» понимал, что ему мерещится, будто на него просто-таки надвигается широченно-плоская лавина комов, лавина дважды искалеченных снеговиков. Однако Уэйна донской катаклизм природы более не заботил. Он свернул вправо и выбрался на запорошенный берег. -3- |