|
Снег, снег, снег, снег… Перед Великим лежали степи Тихого Дона, обволоченные плотным слоем снега. Здесь коньки теряли свое главное предназначение, а, значит, Гретцки лишался своего самого главного козыря – скорости. Неизвестно, сколько карт в хоккейной колоде, но скорость в ней – это определенно туз. И не просто туз, а туз пик. Почему пик? Да потому что пики более остальных своим внешним видом напоминают игроку об атаке. Если кто-то играет в карты чересчур агрессивно - будьте уверены, в его руках находится туз пик. Если же кто-то играет чересчур агрессивно, а в его руках отсутствует туз пик, то не сомневайтесь - Вам противостоят Соединенные Штаты Америки, ибо туз пик в колоде самых разыскиваемых американцами иракцев – это Саддам Хусейн. Вести шайбу по бесчисленным казацким степям было невозможно в силу чрезвычайной хрупкости снежного наста, поэтому Уэйн заученным техническим приемом подкинул черный диск вверх и приподнял клюшку так, чтобы она оказалась в положении, параллельном заснеженной земле. Резиновый цилиндр точно упал на крюк главного хоккейного орудия и, плотно прижавшись к холодному пластику, замер. Гретцки побежал. Лезвия его коньков довольно сносно отталкивались от сжатой, белой, местами обледеневшей, субстанции. Конечно, иногда ноги канадца утопали в снегу то по щиколотку, то по голень, но Уэйн с легкостью выбирался из неожиданных ловушек, не сводил глаз с шайбы и заботился прежде всего о том, чтобы резиновый снаряд не свалился с клюшки. Километров через сто североамериканец вздохнул с облегчением во второй раз – его коньки двумя глухими ударами выбили ледяные осколки из промерзшей Волги. За спиной у «нефтяника» осталась лишь исчерченная тропинка – будущий Волго-Донский канал. Бег по пересеченной казацкой заснеженной местности не отнял у Уэйна много сил, наоборот – он вызвал душевное томление и непреодолимое желание наверстать упущенное время. Гретцки моментально сбросил шайбу с клюшки на лед, резко оттолкнулся и рванул туда, где находились единственные в мире хоккейные ворота. Канадец спешил и уже ясно представлял, как после его мощнейшего «щелчка» резиновый диск заставит трепыхаться сетку, висящую за праздно лежащим Третьяком. Мимо форварда спокойно и размеренно проплывали будущие Волгоград, Саратов, Самара, Ульяновск, Казань, Чебоксары, Нижний Новгород. Однако внутреннее состояние нападающего с каждым километром пути становилось все более взволнованным. Здесь уже не было проблем в виде снежных перекати-поле - точнее они встречались, но крайне редко. Уэйна пугало не это. Великого настораживали два других момента: высоченный правый берег широкой русской реки, за которым могло находиться все, что угодно, и тишина. Вокруг витало гробовое умиротворение. Стояла тишина, вынуждающая оборачиваться после любого еле уловимого шороха. В конце концов, канадец стал слышать даже свои коньки. Каждая черточка на льду отзывалась эхом в его ушах. Каждый удар по шайбе резким потоком воздуха врезался в его барабанные перепонки. Гретцки увидел Россию во мгле. Увидел Россию такой, какой ее увидел Герберт Уэллс. И это-то как раз более всего остального неприятно поразило Уэйна, заставив мурашки охватить спрятанную под амуницией кожу: Россию во мгле хоккеист увидел днем, потому что падающие с неба лучи по-прежнему были солнечными и яркими… Лучший хоккеист в мире ехал и покачивал в разные стороны головой в знак несогласия с тем, что происходило вокруг. Его успокаивало лишь одно - до будущего Ярославля оставалось всего ничего. Третьяк был где-то совсем близко. Чтобы побыстрее достигнуть поставленную цель, Гретцки принялся посылать шайбу подальше вперед, а потом совершать до нее продолжительные рывки - примерно так же, как при форсировании Босфора - обледеневшая Волга в просторе не отказывала. Однако именно это чуть на корню не погубило не только затею канадца, но и все его «предприятие». Вдалеке, из-за небольшого заснеженного берегового холма, вынырнул медведь и, пробежав несколько десятков метров своей косолапой походкой, будто заправский защитник бросился под шайбу. Великий оторопел! -4- |