|
Ода снегирю. Пусть ты – снегирь, Пусть краснокожий, Пускай не жёлт, Но ты похожий На нас, на всех, На куропаток и сапсанов. Ушёл, ушёл наверх, Оставив раны! Когда затянутся они, Напомнят о тебе нам шрамы. Напомнят соловей с тоски, Крест с человеческого храма, Где ты любил сидеть, наш милый друг, Тебе мы посвящаем сотый круг! Помню, что все открыли клювы и ничего не могли чирикнуть. Старейшина махнул крылом, и мы взметнулись вверх. Пролетели ровно сто кругов, бросили печальные взгляды на белый холмик и спикировали врассыпную. Только невозмутимый старик оставался недолго возле расчувствовавшегося меня. — Проси, что хочешь, жёлтый поэт. Ты сказал так проникновенно, как никто другой. Ты спас её. Проси! Проси! — Я хочу забрать спасённую с собой, в перья большой синицы. Сестра-снегирь не против. Так нужно. Это всё ради неё. Старейшина нахмурился. — Ладно, я верю тебе. Ты спас её. Бери… Но сюда больше не возвращайся – тебя могут из-за неё растерзать. Однако ещё некоторое время оставайся здесь. Впереди поминки девяти дней и сорока. Более пяти недель мы ели переспевшие ягоды, горевали, я перечитывал оду, все восхищались. На сороковой день прошли последние поминки. Но в этот раз по своим веткам никто не спешил разбредаться – подряхлевший вожак томно поднялся в воздух и окликнул всех за собой. Мы прилетели вновь туда, где погиб наш снегирь. Старейшина и ещё двое краснопёрых просеменили к снежному холмику, уже едва различимому из-за прошедших снегопадов, и о, ужас! Они принялись раскапывать могилу. Да-да, именно раскапывать! Горстки снега одна за другой раскидывались в стороны. Снегири работали, не покладая лапок. Сменялись, и с новыми силами брались за дело. Их труд увенчался какой-то странной пробиркой с тёмно-мутной жидкостью, извлечённой откуда-то снизу. Потом я всё узнал. Это была нефть. Взяв чёрное золото с собой, стая опять полетела к большому снегирю, но не к его уютной середине, коей являлась грудь, усыпанная пушистыми перьями – мы приближались к клюву. Старик ударил по нему своим клювом три раза, и уста огромной птицы распахнулись. Помощники неспешно влили внутрь содержимое пробирки. Клюв тут же захлопнулся. — Что это было? — спросил я старейшину, как только делегация вернулась обратно и уселась на ветке. — Мы напоили большого снегиря или, точнее сказать, заправили. — Зачем? -5- |