|
Утолив жажду, государственный муж ощутил себя гораздо лучше. Его лоб, пальцы, складка внизу живота, в шутку именуемая владельцем трудовой мозолью, постепенно подсохли, руки прекратили ёрзать, носившиеся во всех направлениях мысли встретили первые мысленные светофоры с красными и жёлтыми огнями. Не дожидаясь новых успокоительных движений супруги, Андрей сам обнял её за плечи, глубоко вздохнул, затем так же значительно выдохнул и сиповатым голосом забормотал: — Ой, Марина, Марина… Мне такой сейчас сон приснился… Мари, это такой кошмар!.. Я таких никогда не видел, и, не дай бог, увидеть! Второй раз я такого не выдержу. Просто не смогу… — Эндрю, расскажи мне свой сон. Станет легче. Расскажи … Не держи в себе. Чиновник ещё раз тяжело вздохнул и тяжело выдохнул. — Хорошо. Попробую… Только ты должна быть готова к тому, что он мрачный, что в нём есть наш Колька, в нём даже есть ты, Мари… Ты готова? Ты точно хочешь услышать?.. — Да, рассказывай. Андрюш, это же сон... Пусть и кошмар. Так ты себе места не найдёшь – я тебя знаю. Выговорись, расскажи. Я же твоя жена. Я готова, — рука Марины Евгеньевны снова проскользнула по макушке и затылку мужа. — Мне… — с надрывом начал Андрей. — Мне стало сниться, что я сидел в туалете, лазил в телефоне. Сначала я немного поиграл в судоку, но мне быстро надоело подбирать цифры, и я полез в интернет. Полистал районные новости, затем открыл поисковик, чтобы увидеть основные мировые события. И тут, под курсами валют с нефтью, появилась контекстная, явно заточенная под меня, реклама – ну знаешь, которую интернет формирует под каждого пользователя, исходя из его запросов на протяжении долгого времени. На баннере была реклама личных легкомоторных самолётов. Белый красавец стоял на частном аэродроме и, попыхивая, готовился к взлёту: впереди лежала серая взлётная полоса, за ней высился зелёный лес, а над ним – голубое небо с белоснежными облаками. В углу баннера размещался дополнительный дисплей с увеличенной приборной панелью, на которой мигала красная кнопка с надписью “Пуск”. Я не удержался от соблазна – и решил нажать её. Ну реклама – и реклама. Мари, но как только мой палец прикоснулся к экрану телефона, из-за левого края баннера выдвинулась серая волосатая рука – и потащила меня за палец внутрь телефона! Я ничего не мог с этим поделать! Всё как будто происходило против моей воли. В итоге я оказался на взлётной полосе, рядом с тем самым белым красавцем. Я потянулся к крылу, чтобы потрогать его вживую, провести по нему ладонью, но сделать этого не сумел, потому что другую мою руку по-прежнему держала мерзкая волосатая пакша – которая принадлежала чёрту. Представляешь, чёрту! Он был в точности таким, как в советском фильме “Вечера на хуторе близ Диканьки”: метр ростом, с длинным хвостом, маленькими рогами, треугольной бородкой и свиным пятачком вместо носа. Едва я успел рассмотреть его, как он одним махом забросил меня, одетого уже в выглаженный строгий чёрный костюм, на свою спину и взмыл вверх взамен белого самолёта, который так и остался стоять на земле. Из-за дикого страха упасть с огромной высоты я что есть мочи вцепился в волосатое тело: чёрт воспринял это как само собой разумеющееся. Пролетев пару сотен метров, мы взяли влево и резко ускорились – так, что лес под нами превратился в гигантскую зелёную лепёшку, а небо – в голубой купол, эту лепёшку накрывающий. Наш стремительный полёт продолжался несколько минут. Он завершился над площадью одного из российских городов, где мы стали парить не быстрее совершающих прогулку велосипедистов. Чёрт, завидя женщин самых разных возрастов, стихийно торговавших с рук, принялся то тут, то там чрезвычайно низко снижаться. Возле некоторых коробейниц высота была настолько малой, что я мог вглядываться в чужие глаза, как смотрю сейчас в твои, Мари! Причём вглядывался я в них так же насильно, не владея собой – будто под чьим-то управлением! И вглядываясь, я против своей воли пытался понять, что в этих глазах, нас с чёртом совершенно не замечавших? Мысли ли о размере скудного заработка от продажи лука, укропа, носков, платков, самодельных пирожков, старых советских книг, разложенных на раскладных столиках и картонных коробках? О том, что зимой стоять тут будет холодно? О том, почему они сейчас не на законной достойной работе или же дома, с детьми либо внуками? Так ли должны они жить в конце десятых годов двадцать первого века? -2- |
|||||||