|
На видео было то светло, то темно, то вечер, то утро. Коля всюду прогуливался с Маркизом, доходил до соседней деревни, где встречался с местной девочкой, обычной русской девочкой в спортивных штанах с тремя полосками и на размер большей куртке, гулявшей со своей тощей дворнягой. Появлявшиеся жёлтые субтитры говорили, что эта девочка, Катя, всякий раз на прогулках рассказывала нашему Николя о том, что обычные люди из её деревни еле-еле выживают именно из-за таких, как я – из-за государственных воров. Ни один раз водила она Колю в свой дом, в дома своих друзей. Николя в это время внимательно слушал, пристально осматривал комнаты, кровью сердца проникался услышанным и увиденным… Потом экран снова погас. Включился он только через несколько секунд: на возникших, самых последних кадрах, я увидел, как наш заплаканный сын залез в петлю в нашем гараже, не в силах пережить горе этой обычной деревенской девочки и её обычных друзей, и вообще всех других, таких же обычных российских детей, о которых он от неё просто слышал. Затем экран потух насовсем – и в электронном замке что-то щёлкнуло. Я повторно дёрнул ручку – теперь дверь поддалась. О, боже, словно в тумане, словно в пелене, я шагнул в черноту. Шагнул – и тут же проснулся… Мари… Мари… Моя Мари… — Эндрю, бедный мой, бедный... — жалея, Марина Евгеньевна обеими руками крепко обняла чиновничью голову. — Это кошмар, ужасный кошмар! Но это кошмар – и только! Сейчас всё пройдёт. Тебя бы сейчас к нашему коучу… Всё, всё пройдёт… Приласкав мужа, Марина ослабила объятия, чтобы дать отдохнуть быстро обессилившим рукам, однако в полной в мере они окрепнуть не успели, потому что на лестнице послышались собачий лай и топот ног. Немедля дверь в спальню распахнулась. На пороге стоял запыханный ревевший Николя, вернувшийся с утренней прогулки с Маркизом. Правая рука мальчика намертво сжимала поводок с продолжавшим неистово лаять псом, а левая сдерживала тяжело дышавшую грудь. Лихорадочно вздохнув и выдохнув несколько раз, за которые Земля с лёгкостью долетела бы от Колхозной площади Смоленска до первых брянских деревень, Николя неожиданно громко и нервно заверещал: “Папа, папа! Ты – государственный вор! Папа! Ты, ты – вор!!” -6- |
|||||||