|
“Это как в книге “Несвятые святые” архимандрита Тихона”, – после с улыбкой расскажет Е. Когда сторож печорского монастыря монах Аввакум в один из вечеров решил не пускать внутрь обители не православных: туристов – своих и иностранцев, – коммунистов, иноверцев и прочих “безбожных” людей. Наутро он просил каждого посетителя читать “Символ веры”. Тех, кто не знал, не пропускал. Через некоторое время на площади перед монастырём собралась уже целая толпа. Более того, на важную беседу с настоятелем обители приехал уполномоченный по делам религий по Псковской области – была такая должность в советский период. Сразу же решил разобраться, что к чему – спешил ведь. Так Аввакум и его не пустил. “Читай “Символ веры”!” – говорит, и всё тут. И вошёл оторопевший чиновник лишь тогда, когда вслед за монахом повторил все слова из церковного догмата. Вот так и здесь. Страх. Переступаем через порог – однако охранника на месте нет, отлегло. Преодолеваем длинный-длинный тоннель, вход в который пробит во внешней стене Лавры. Тоннель ведёт в учебные корпуса, расположенные за периметром обители. Изнутри он похож на нескончаемый коридор со множеством дверей, скрывающих за собой кельи. В одной из них, общей келье для дипломников, мне надлежит найти свободную кровать и застелить её собственным постельным бельём. Но! Как же мне обратиться к тем, кто будет внутри? Как с ними поздороваться? “Здравствуйте, братья”? “Привет будущим святым отцам”? “Привет, ребята”? Просто “Доброй ночи”? Я думал, думал, думал… И в результате вошёл молча. Двое сидящих на койках семинаристов на меня даже не посмотрели. Застелив кровать, я тут же выхожу – и мы с Е. отправляемся на улицу. Там она покидает меня на время вечерней трапезы, после которой нам предстоит посетить творческий вечер заезжего священника. Идти же вместе с Е. на ужин для меня – верх наглости. Об этом я подумал заранее, плотно пообедав перед выходом из дома да прикупив по дороге несколько бананов. Я продолжаю наворачивать круги, людей становится всё меньше, очереди значительно укорачиваются. Кое-где уже можно ощутить себя совсем наедине с тишиной и душевной чистотой, царящими в обители. За высокими толстенными стенами абсолютно не слышно звуков окружающего города. “Здесь ты как под защитой”, – скажет потом моя “гид”. Вообще, задумываясь о тиши внутри Лавры и городском шуме за её пределами, поражаешься, как тут, вокруг неё, вырос огромный город! Не будь Лавры – быть здесь прежним лесам и полям. А теперь сплелись в большой урбанистический клубок железная дорога, жилые дома, светофоры, торговые центры. Прилипли словно репейники к рясе. Чтобы не находиться долго на улице при минусовой температуре, я захожу в палатку с монастырской трапезой, покупаю горячий чай и пирожное “Школьное”: прямоугольное песочное пирожное, глазированное шоколадом, с прослойкой из варенья внутри. Мужчина, приобретавший сию сладость передо мной, просил бабушку-продавщицу: — Дайте, пожалуйста, одно. Хочу школу вспомнить! В половину девятого мы встречаемся с Е. на соборной площади Лавры: под чёрным ночным небом, между высоченной бело-голубой колокольней, кукольной розово-белой часовней-кладезем и сине-зелёной шатровой сенью. Наш путь лежит в актовый зал Духовной академии. -3- |