|
Это была другая, настоящая, сторона главной высоты России. Не та, что для туристов и гостей города. При взгляде с неё на курган всё кричало в душе, точно ты сливался воедино со словами из песни Александра Розенбаума “Красная стена”: На Мамаевом кургане не росла трава три года, Ей железо приказало: “Ввысь тянуть себя не смей!” *** Приезжаешь домой, в Москву, и, ей богу, я не совру, если скажу: первым, что бросается в привыкшие за несколько дней к синей-синей Волге глаза, является абсолютно коричневая Москва-река. Коричневая! Оптический эффект. Дальше – больше. Лишь дома, сидя в комнате за столом и вертя в руках сувенирную статуэтку Родины-матери, ты окончательно и бесповоротно понимаешь тот дух, что витает над широкой излучиной Волги. Только уехав, ты всей душой ощущаешь его, зовущего тебя обратно, словно тянущего за руку. Как будто Родина-мать зовёт тебя даже в мирное время, говорит, кричит тебе: “ Приезжай! Приезжай ко мне! Я жду тебя”. Да если бы вы видели воочию её рот! Её рот – это огромная тёмная полость. Он широко открыт, и с подножья монумента кажется, что из невидимых глубин, окаймлённых бетонными губами, на волю вырываются слова, размером с многоэтажные дома! Вы спросите меня, что это за слова? Думаю, никто не донесёт их лучше, чем скульптор Евгений Вучетич, являющийся автором главного памятника России. Академик Андрей Сахаров так описал в своих воспоминаниях историю услышанных от Вучетича слов: “Я не знал о готовящейся демонстрации. Кто-то из демонстрантов пришёл ко мне накануне, но не застал (была только Клава). Он ничего не сказал ей о причине и цели своего посещения. Отсутствовал же я, возможно, не совсем случайно. За полчаса до прихода посетителя ко мне прибежал Живлюк. Он сказал: "Андрей Дмитриевич, едемте сейчас вместе со мной к Вучетичу. Он вас ждёт. Это очень важно сейчас. Вучетич вхож к “самому”, возможно, и эта встреча – не его инициатива. Эта встреча может спасти многих и многое". Я подумал, что в любом случае ничего не теряю, и поехал. Я был далёк от среды и взаимоотношений в мире искусства и плохо представлял себе, что такое Вучетич. (Он, несомненно, был талантливым скульптором, занимавшим крайне правые, почти погромные позиции в общественном плане.) По дороге Живлюк сказал мне: — Вы увидите Шахмагонова, рукопись которого я вам приносил. Действительно, однажды Живлюк принес мне напечатанный на машинке рассказ, который он охарактеризовал, как превосходящий по смелости и глубине Солженицына. Оценка показалась мне сильно преувеличенной. Вучетич действительно ждал нас. Это был человек среднего роста, с громким голосом и соответствующими манерами, но с заметными следами недавнего инсульта. Вскоре подъехал Шахмагонов. Они с Вучетичем обнялись и троекратно по русскому обычаю поцеловались. Вучетич повёл меня по своей мастерской, показывая вещи “на заказ” и “для души”. Среди вещей “на заказ” – огромная фигура Матери-Родины для Сталинградского мемориала.
— Меня спрашивает начальство, зачем у неё открыт рот, ведь это некрасиво. Отвечаю: А она кричит – за Родину … вашу мать! – заткнулись”. -8- |