|
— О, Белый, я и не знал, что ты настолько красноречив. Тебе нужно поступать в семинарию и идти по карьерной лестнице. Будем тогда с тобой держать в “Высоком” в своих крыльях власть светскую и власть духовную. Вот заживём-то! — Да уж… Уж… А было бы замечательно! Оба повалились на мягкое полотно из клевера и сладостно задремали. Силы к вечеру нужно было экономить, особенно “неопытному” Серому. Белый проснулся первым от резкого дуновения ветра, размял крылья, широко расправив их в разные стороны, а затем подтолкнул лапкой Серого. — Вставай. Солнце справа от большого пруда, а, значит, служба уже совсем скоро начнётся. Пойдём, а то уж очень не хочется опаздывать к её началу. Внутри церкви горели десятки свечей, отражаясь в удивлённых глазах Серого маленькими светящимися точками. Нет, он не испытывал каких-то высоких чувств, но всё вокруг как-то располагало к спокойствию и размеренности, хотя божественные стены собрали множество жителей деревни. Гусь помнил, как эти люди ведут себя на собраниях. А тут все молча и тихо… “Может, собрания проводить в церкви?” – задумался он. Поп громко затянул свою песнь. Помещение наполнилось эхом, огоньки колыхнулись. Серый всем весом опёрся на другую лапку и стал всех тщательно рассматривать. Прихожане часто крестились, и политический гусь не понимал, почему так часто. “Наверное, так надо. Может, поп произносит особенные слова-команды к этому…”, - рассуждал лапчатый. Ему даже хотелось немедленно расспросить об этом Белого, но он не решился гоготать в церкви. Его глаза забегали по куполу, стенам, иконам, а затем он навострил слух и невольно принялся покачиваться в такт песням послушниц. Всё как учил Белый. Проникновенно растянутые слоги девушек превращались в голове Серого в какие-то мелодии, которые переносили его в зелёные луга. Там он бегал в высокой траве, едва возвышавшейся над ним. Солнце грело его перья, а кровь всё больше теплела из-за быстрого перебирания лап. Серому было очень тепло. Он чувствовал лето. Лето… Ему нравилось лето. Нравилось смотреть с порога сарая на белые облака, проносящиеся по кристальному голубому небу. Ещё лучше было оказаться на краешке берега большого пруда и видеть в воде отражение заката, обволакивающего собой крыши изб с дымящимися трубами. И когда становилось невыносимо красиво, Серый опускал свой клюв в воду и пил всю эту красоту. Он чувствовал, как она растекается по телу, проникает в каждое пёрышко. Поглощение отражающейся красоты было его главным секретом обольщения. После всего нескольких глотков “политик” семенил к дворам возле хат, где уже ни одна гусыня не могла ему отказать. В ноздри проникали благовония горячего лампадного масла, и Серый чувствовал, что теперь без с омнений верит в красоту. Да, он верил в неё. Верил и ждал. Поп пел. Белый посмотрел на своего товарища и окончательно успокоился. Его душа радовалась за друга, тоже верила в красоту и тоже ждала её. После службы гуси пришли в свой сарай и моментально повалились на раскиданную солому. — Увидимся в завтра, Серый. — В завтра, Белый. В самом красивом завтра. -7- |