Находясь под впечатлением от посещения музея ГУЛАГа, брат вспоминает таксиста, подвозившего нас от автовокзала Йошкар-Олы. Тридцатитрёхлетний мужчина – парнем в силу не соответствующей возрасту внешности я назвать его не могу – по дороге очень сильно жаловался на низкие зарплаты: как свою, так и жены. Он был неопрятен, прилично тучен, да настолько, что казалось даже, будто автомобиль он вёл не руками, а своим животом. И вопросы, вопросы у него были странные:

— Зачем сюда приехали?

— Просто так.

— Не может такого быть. Продаете, наверное, что-то?

— Да нет. Говорим же, просто так.

— Нет, вы что-то продаёте… Просто так сюда не ездят.

— Помните того таксиста? — вопрошает Дима. — Если поставить рядом его, тридцатитрёхлетнего молодого человека, и этих бабушек из музея, которым по девяносто лет, то… Как можно вообще сравнить его нытьё со стойкостью этих старушек? Как можно сравнить их жизни, сравнивать то, через что им пришлось пройти? А он работает в такси, другую работу не ищет, и только ноет, что жить плохо…

Действительно, как так? Человеку всего тридцать три года, и жизнь его, называя вещи своими именами, закончена. Как же ещё не попытаться изменить её? Конечно, тут можно легко ошибиться, практически не зная человека, его судьбы, но выглядело всё именно так.

Героические же старушки, Мальвина Сергеевна и Елена Кузьминична, пусть будут примером для каждого! Для каждого, кто захочет опустить руки в жизни. Несмотря ни на что, несмотря на всё то, что может случиться, помните, что в Йошкар-Оле есть девяностолетние бабушки, которые борются за правду, которые знают по полтысячи стихотворений наизусть и мечтают посадить десять тысяч цветов. Десять тысяч цветов! Я снимаю перед ними шляпу и почитаю их самых низким поклоном, поклоном до земли. Спасибо, что вы такие.

С наступлением сумерек мы отправились в театр. Правда, оказалось, что ни один из обойдённых нами театров сегодня не работает – под вопросом оставался только театр-студия на улице Волкова. Придя по нужному адресу, никакого учреждения культуры мы не обнаружили. Проходившая по двору женщина, на вопрос, есть ли в здании театр-студия, ответила так:

— Да, раньше здесь было что-то подобное. Но сейчас – нет. Вы опоздали лет на пятнадцать.

Мы опоздали на пятнадцать лет. Это трудно укладывалось в голове.

К восьми вечера наши ноги ступили на площадь Оболенского-Ноготкова, застроенную в венецианском стиле. Главная её изюминка – это оранжево-белая художественная галерея, украшенная по центру синими часами с четырьмя дверцами вокруг. К галерее примыкает высокая башня, схожая с шахматной ладьёй – её верх так же зазубрен, а окна взмывают от этажа к этажу по спирали.

Перед башей стоит Царь-пушка – копия московской Царь-пушки, – с вваренным в дуло ядром. Чуть поодаль на вздыбленном коне сидит первый воевода Царёвококшайска Оболенский-Ноготков. С другого конца площади на город взирает бронзовый Епископ Марийский Леонид.

-18-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 след