— Возьмёшь двести пятьдесят граммов икры – и будешь ночь на стенку прыгать, не спать, — саркастически замечает В.С. — Я в шестьдесят лет полкило съел и так мучился! “Столбняк” – дело такое…

Остановка. Разъезд Ульма.

По стёклам пробегают длинные струи дождя, перемешивая жёлтую природу за окном с нависающим над ней светло-серым небом. Дальневосточная осень.

Сейчас мало верится и осознаётся, что Комсомольск-на-Амуре совсем рядом, что до него почти рукой подать. Каким далёким он казался из Москвы, а теперь совсем-совсем близко! Скоро, скоро можно будет ступить на комсомольскую землю. Вы представляете себе это?! Пройтись своими ногами по Комсомольску-на-Амуре! Красотища! Меня переполняют чувства: такой далёкий и такой близкий Комсомольск!!

Пограничный знак: конец Амурской области, начало Хабаровского края. Плюс семь часов на циферблате: 5:50 по Москве, 12:50 здесь.

Леса меж нагорий, как и сами нагорья, окончательно окрашиваются в жёлтый цвет с редкими вкраплениями чёрного. Зелёных пятен совсем не остаётся.

— Общался я тут со срочниками, которые после войны в Чечне ехали в поезде из Москвы, — продолжает В.С. — Ехал парень из глухой деревеньки, из Красноярского края. Так он рассказывает, мол: “Не верьте тому, что говорят – мы добровольцами пошли. Хотелось себя мужчинами почувствовать. Год отслужили, “поварились” в горах, а потом три месяца в крови покупались и поняли, что воюем ни за что. А когда воевать не за что, жизнь становится неинтересной. Мы и бронежилеты снимали, потому что у нас автоматы были “5,45”, а у наёмников – “7,62”: пробивали бронежилеты. Зачем они нам теперь? И пьяные в окопах на передовой засыпали”.

— “А как же чеченцы? Поймают ведь, голову отрежут?!”

— “А они, если поймают нас, отпускали. Мы же срочники”.

— “И вообще, им было за что воевать. Даже в аулах, где наёмников не было, в нас стреляли. С крыш и балконов – бабки, которые лежали на печи, да дети десятилетние. Ведь воевали за что-то, за могилы предков…”

— Ещё рассказывал он мне, — припоминает связист, — что раньше голову курице не мог отрезать – отца просил. “А теперь вернулся, и, кажется, что ничего не стоит человеку голову отсечь”.

Вскоре полиция выводит из вагона напившегося пассажира. Тот подошёл к купе проводников, стоит. Проводница ему: “Чего стоишь здесь? Не мешай”. А он: “А где написано, что стоять здесь нельзя?” Разбудил вторую проводницу. Та – бойкая, с, ух, каким характером! Он на неё матом после замечания. Ну, и она вслед ему: “Что с дурака взять”. “Сама дура. Что за проводница…”. “Ну он у меня не доедет”, – вскипела женщина.

— Поговорка есть: “Так ему говно жрать, а не водку”, — характеризует инцидент В.С., вспомнив деревню, где всегда имеется буян, которого после первого дебоша никуда больше не приглашают.

— Знаешь, в чём виноват Сталин? В том, что не до конца разобрался с евреями. Вот, их внуки пришли сейчас к власти и грабят страну. Неправильная поговорка – “Сын за отца не отвечает”. Отвечает. Ещё как отвечает.

-17-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 след