на главную

— В Благовещенске раньше на китайской стороне Амура стоял плакат со словами на китайском языке, длинный такой. У пограничников спрашиваю: “Как переводится?” “Амур – наша река”, – говорят. Смотрю на наш берег, а там тоже плакат: “Амур был, есть и будет русской рекой”.


Последняя большая станция перед Комсомольском – Новый Ургал, сорок минут стоянки. На улице по-прежнему идёт дождь: то моросит, то проливается над заросшей деревцами и прореженной таёжными полупрудами-полуболотами равниной.

Здание новоургальского вокзала выглядят величественно. И не мудрено – именно здесь, на огромной территории, БАМ соединяется с Транссибирской магистралью: отсюда к главной железной дороге России отходит ветка-перемычка.

Я достаю сигарету, зажигалку и выхожу. Валерий Степанович бросает мне вслед:

— На БАМе вокзалы как дворцы! Планировалось, что здесь будут жить двадцать миллионов человек. Если бы те ребята остались… А так… Не получилось…


Каково это – выкурить сигарету на станции Ургал?! Сидя на одной из десятков синих скамеек, под навесом, на свежем воздухе. Идёт дождь, а ты под навесом. Вдыхаешь дым и выдыхаешь. Смотришь со стороны на поезд и замечаешь, что в нём всего пять пассажирских вагонов: немного для такого внушительного расстояния. Вдыхаешь дым. Выдыхаешь. Вдыхаешь. Снова выдыхаешь. Созерцание, абсолютное созерцание.

Да, вот так и едешь: лес, лес, лес, лес, лес, каменный вокзал. А дальше – лес, лес, лес, лес, лес, каменный вокзал… Лес, лес, лес… Странные, неопределённые чувства возникают на таком пути. Но жизнь, везде жизнь!


После Ургала снаружи тянутся обширные краснотравные поля. Затем они сменяются зелёно-жёлтыми нагорьями, вплотную прилегающими к железной дороге.

Непродолжительная пауза, и ты уже вновь любуешься малиновыми полями и жёлтыми низкорослыми лесами. Разъезд Мугуле. 3339 километров от начала БАМа.


При взгляде на обветшалый разъезд Мукунга, у меня складывается впечатление, что название у него говорящее, хотя Африки тут никакой.

На перроне поезд провожает мужчина в красной фуражке, с красно-белым жезлом. Состав трогается, оставляя в прошлом и его, и другой континент.

Прощание же на заливаемой дождём станции Солон предстаёт куда более колоритным: с порога входа в здание вокзала нам машут руками три священника в чёрных рясах. У первого на шее толстенный золотой крест.


Всю дорогу я слушал Валерия Степановича, стараясь особо не перечить, потому что, во-первых, я не жил в зрелом возрасте в Советском Союзе, а, во-вторых, говорил он часто аргументировано и по делу, что всегда не оставляет уши равнодушными. Но теперь вынужден подвести итог полуторасуточной беседы: не убедил меня связист. В том, что коммунизм, строившийся в СССР, лучше всего.

Затрагивалась тема оплаты труда рабочих, а, следовательно – справедливого вознаграждения за работу, повышающего производительность и будничный энтузиазм человека. Мол, платили всем одинаково, и это было неправильным. По словам В.С., платить нужно было по “ясной голове” и “золотым рукам”. Но где же взять на это деньги в замкнутой экономике, основанной на планировании? Отнять у ленящихся при вроде как социальном равенстве? Так я и не услышал внятного ответа.

Путь же этот Валерий Степанович назвал китайским – тем, которым сейчас идёт Поднебесная. Но как можно судить об оной дороге, не побывав там, не увидев всё своими глазами? Да, ВВП Китая выше нашего примерно в пять раз. Однако население его превосходит российское почти в десять раз, а значит, человек там живёт в два раза хуже нашего. Конечно, это на данный момент, но всё же… Какая же там бедность, если мы устали от беспроглядной своей?


-20-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 след