В соседних с Мавераннахром (“Заречьем”, древним регионом, отделённым от Афганистана Амударьёй. – Прим. автора) странах после походов Тимура свирепствовала чума. Однажды об этом зашёл разговор, и Тимур начал хвастаться:

— Возблагодарите Аллаха, что с тех пор, как я воссел на трон Самарканда, в государстве нет мора!

Афанди, сидевший у подножия трона, заметил:

— У Аллаха хватило ума не послать Самарканду сразу два несчастия.

Эмир Тимур однажды спросил Насреддина Афанди:

— Скажите, Афанди, во сколько можно оценить мою особу?

После некоторого раздумья Афанди ответил:

— Ваша особа стоит не дороже пятидесяти золотых.

В гневе Тамерлан раскричался:

— Как ты низко ценишь меня! Один пояс на мне стоит пятьдесят золотых!

— Успокойтесь, мой падишах! — ответил Афанди. — Называя число, я имел в виду именно ваш золотой пояс. Не будь его, за вас и ломанного гроша нельзя дать!

Темень и затянувшееся ожидание Оренбурга делают своё дело – вагон полностью погружается в сны, природа которых, как и природа шаровых молний до сих самых пор учёным непонятна.

Мне ни с того ни с всего снится посещение матча московского “Спартака” на оренбуржском стадионе. Я и мой умерший два года назад друг Славик долго думаем перед началом игры: покинуть ли сектор, на который попали случайно, или пойти на значащуюся в билетах трибуну. Только мы решаемся остаться, рядом раздаётся храп. Мгновенно я пробегаю взглядом по наполовину заполненным рядам в поисках раздражающего слух красно-белого болельщика и нигде его не нахожу! Пробегаю второй раз – тщетно! Третий – снова впустую! Тогда от удивления я открываю глаза – и понимаю, что храпит Татьяна Васильевна! О, тщета восточного бытия! О, восточные сны!

Расталкивание женского тела бутылкой воды оказывается бесполезным – спасают одни вставленные в уши наушники, да и то лишь от неприятного взрывного звука: сон долго не возвращается, невзирая на выключенный в час ночи свет и накинутый на голову угол простыни.

— Как я хорошо выспалась! — сладко потягивается попутчица после того, как всех пассажиров на российско-казахской таможне будит проводница.

— Это да, — улыбаюсь я про себя. — Тут не поспоришь.

Всё в природе должно быть уравновешенно. Даже едущие в узбекских поездах приятные русские бабушки либо в течение твоего сна шелестят пакетами, либо храпят.

Вошедшие в вагон таможенники – стройные мужчины в сине-зелёных фуражках, тёмно-синей форме, синих рубашках и тёмно-синих галстуках – используют одну и ту же схему задаваемых пассажирам вопросов: “Встаём! Откуда едете? Работали? Фирма, частное лицо? Присаживайтесь”.

Присаживаюсь. И гляжу на покидающих Россию оробевших мигрантов, коих в ней часто даже за людей-то не считают. В душу так и просятся слова умершего в двадцать шесть лет Михаила Лермонтова:

-13-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 след