Политическую беседу невольно обрывает доносящаяся из соседнего отсека узбекская песня:

— О чём поют?

— Я в русской школе училась: пока о начале думаю, уже песня кончается. А потом и начало забываю…

Ох, уж эти обрусевшие узбечки. Ох, уж эта Татьяна Васильевна! Купившую мой труд для переноса сумок узбекскую русскую я вспоминаю, когда вдруг понимаю, что сам, поменявшись полками, будто приобрёл право на интервью с Лолой. Незаметно я сам стал узбекским русским. О, тщета бытия!

Но хорошо, что цена азиаткой уже заплачена: в немного покачивающемся вагоне свет приглушается практически полностью. И погрузиться бы в одночасье в сон, да не всё так просто на Востоке! Громкие разговоры, что по телефону, что между людьми, заставляют прямо в вагонном полумраке отрешиться от приобретённого азиатского титула – я не узбекский русский, я – не узбек, хотя поговорка “Простота хуже воровства” к России применима, как к никакому другому государству.

Мударрис медресе (преподаватель мусульманского учебного заведения. – Прим. автора) занемог. Пришёл к нему один из его учеников и сказал:

— О, господин мударрис, вы похудели, точно бродячая собака!..

Мударрис обиделся, но промолчал. Пришёл второй ученик, и мударриc сказал с обидой в голосе:

— Увы! Что за времена? Только что один из моих учеников сравнил меня с собакой…

Второй поспешил успокоить его:

— Вы не очень-то верьте этому пустозвону, господин! Вернётся к вам здоровье, поправитесь и станете толстый, как свинья!

Мударрис ещё больше обиделся, но опять промолчал. Наконец пришёл к нему Насреддин Афанди, и мударрис начал изливать ему свою обиду:

— Какой народ пошёл нынче, уважаемый Афанди! Один мой ученик сравнил меня с собакой, другой – со свиньёй!

— Не сокрушайтесь, таксыр! Каков учитель, таковы и ученики! — ответил ему Афанди.

Короткая полудрёма-полусон прерывается в начале шестого утра, о чём я ни капли не жалею, потому что снаружи над чёрными остроугольными холмами нависает чистое звёздное небо и вставшая на ручку своего ковша Большая медведица. Красотища из красотищ!

Пять часов до Термеза.

Крадучись во тьме аки автомобиль с перегоревшими лампочками дальнего света, поезд будто наслаждается тишиной вместе с проснувшимися пассажирами. Сверх того, состав словно пытается вновь убаюкать их – и правильно делает, потому что с шести утра в салоне появляются первые торговцы, предлагающие купить еду исключительно по-русски.

-30-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 след