Поприветствовав колёсным стуком выросшие вдали горы и очередного пастуха, выгуливающего на авто двух ослов, состав неспешно въезжает в Туркестан, в один из древнейших городов Казахстана. Он на шестьсот пятьдесят лет старше Москвы.

Хотя город старинный, его вид с железной дороги ничем не примечателен: на переднем плане частные дома под шиферными крышами, на заднем – обычные пятиэтажки. Однако если расстаться с изящным бело-коричневым вокзалом, подобным миниатюрному замку с грациозными башенками, время сразу даст о себе знать.

От башен из бежевого кирпича и памятника Абылай-хану, стоящему на постаменте в казахском калпаке и с нагайкой в руке, вглубь города ныряет поросший зелёными акациями проспект Тауке-хана – последнего главы единого независимого Казахского ханства, выстроившего в степи стройную систему отношений между властью и народом посредством советов биев (глав племён. – Прим. автора).

Что до Абылай-хана, то он, будучи первым лицом в Казахском ханстве опосля Тауке-хана, прославился политикой лавирования “между львом и драконом” (Российской империей и китайской империей Цин. – Прим. автора), а также женитьбой на пятнадцати женщинах, от которых имел тридцать сыновей и сорок дочерей.

Ныне Казахстан уже не ханство, отличны и сами казахи: у массивного зелёного кувшина с огромными красными и розовыми искусственными розами, белая “Шестёрка” радостно сигналит казахским девчонкам, спасающимся от жары под зонтиками.

Вернувшись к стоящему перед проспектом памятнику, я спрашиваю сидящего на лавке туркестанца:

— Сколько у вас сегодня градусов?

— Сорок точно есть.

Сорок…

За отметкой “3111-ый километр” нескончаемая бежевая степь раскрашивается побелевшими солёными лужами. Глядя на здешний повсеместный песок, на палящее солнце, я вспоминаю фильм “Белое солнце пустыни”, действие которого происходит немного западнее – на восточном берегу Каспийского моря. Я вспоминаю товарища Сухова в подпоясанной белой рубашке, Верещагина, Саида, Чёрного Абдуллу и, конечно же, жену Сухова Катю, появляющуюся в кадре, согласно описанному выше художественному закону контраста цветов, в жгуче-красном платье на фоне зелёной природы.

Без сомнений, на главную роль кино, снятого в жанре истерн (восточный аналог вестерна. – Прим. автора), вряд ли подошёл бы тучный, одетый в кольчугу Илья Муромец. Худощавый же красноармеец Фёдор Сухов, представший в образе современного русского богатыря, чувствовал себя в степях Средней Азии как рыба в воде. Ежели он где-то не справлялся, на помощь всегда спешил азиатский Алёша Попович Саид:

— Ты как здесь оказался?

— Стреляли…

-32-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 след