Стенька приподнялся, затем сел, закрыв лицо руками. Его пальцы стали влажными от слёз.

— Да, понимаешь, князь... Я рад, что все увидят это место, что всем там откроется истина. Всем, всем, всем… Кроме Софьи! — и “исследователь” зарыдал пуще прежнего.

— Понимаешь, князь, — продолжил он, смахивая капли солёной жидкости со щёк, — все будут ходить счастливыми из-за увиденного. Ты, я, они, а она – нет. Все будут понимать, что происходит что-то потрясающее, а она – нет…

Фёдор задумался.

Он пролежал неподвижно минуты три. За это время ни один мускул не дрогнул на его лице. Только пристально присмотревшись, можно было различить, как от непростых раздумий то чуть сдвигаются его веки, то чуть раздвигаются. И так снова и снова.

— Вот, что я скажу тебе, Стенька. Вот, сейчас вы с женой как живёте, в ладу?

— Ну да, в ладу. Я бы сказал, что души друг в друге не чаем, — отозвался скользящий рукавом по щекам Стеня.

— Ну вот. Если в тебе изменится что-то в лучшую сторону, то неужели в ней оно тоже не появится? А? Ведь вы же – одно целое!

— Хм… И вправду, князь. Прав ты. Что это я… Сам не понимаю, почему раскис. Я ей всё расскажу, всё передам! До мельчайших деталей расскажу, как выглядит это особенное место!

Стенька даже заулыбался. Он любил речи, в которых ему нужно было что-то поведать любимой. Причём у него всегда имелось особое преимущество, ведь в любой момент он мог приукрасить или недоговорить про что-то нехорошее, описывая вещи, находящиеся вокруг Софьи вещи. Она, благодаря мужу, жила, пожалуй, в идеальном мире. И даже когда её пальцы нащупывали трещинки, скажем, на кувшине, то Стеня сразу говорил, что так и должно быть, что состарившиеся предметы смотрятся куда изящнее новых. Всё, к чему прикасалась жена, было произведениями искусства: взять колодец, печь, ухват или её одежду. Их дети были самыми красивыми детьми на Земле – впрочем, Софья всегда знала бы об этом, будь она самой зрячей из всех зрячих мам.

— В общем, Стеня, солнце уже садится. Нам всем понадобится добрый отдых перед началом работ. Я пойду ещё раз проверю лежанки столбов, а ты иди и прямо с сегодняшнего вечера приступай подготавливать людей. И непременно сразу давай знать, что после решающего полудня им надо будет сидеть дома, никуда не выходить. Утварь нужно будет заранее сложить в погреба, закрепить всё в хатах, потому что начнётся лёгкая тряска. Намекни, что город поднимется над землёй, но скажи, что так и нужно будет, что ненадолго. Пусть готовятся скотину закрывать в хлевах, да детей держать дома рядом с собой, чтоб по двору не шастали. А то, не дай Бог-вседержитель, свалится кто-нибудь во время полёта прямо с облака, в лес или озеро. Нам мертвецы не нужны. Жизнь верейцев – превыше всего! Сам же я впредь, а особенно – утром равноветрия, буду собирать всех мужиков на общие сходы, чтобы объяснять всё подробнее: что делать, чего ожидать в главный час.

— Хорошо, князь.

— Надеюсь и уповаю, что орёл прилетит. Потому что в противном случае всё пойдет прахом.

Фёдор встал, отряхнулся, надел зипун и побрёл к вырытым Кадимом ямам.

— Князь, князь! — вдруг окликнул его Стенька. — А ты не думал всё-таки отказаться от этой затеи, почему ты так уверенно и беспрекословно идёшь к тому, что задумал? Ведь всё настолько неизвестно, настолько опасно, что я даже думать не хочу о том, что нас ждёт в частностях, что будет с нами, в решающий день после полудня. Вдруг мы все…

-10-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 след