— Теперь, вблизи, шар походил на комок божьего света, скопленного в одной точке. Местами поблескивали даже крохотные извилистые черты, напоминавшие скудные молнии. То из шара вылетали струи, похожие на перламутровые ленты, дабы потом нырнуть обратно, точно в пруд. То оболочка шара разверзалась, и в нём появлялись на время дыры, ведущие в его тёмные глубины. Он отдавал холодом, но всё-таки словно жил. Когда же пылающие красные птицы долетели до шара, окутали его, и когда после погрузились в него, словно капли, падающие в озеро, он явно стал теплее за счёт их нагрева, нагрева верных мне огоньков-попутчиков. Потеплев, шар вдруг дёрнулся в сторону моего взгляда, но полупрозрачные путы остановили его порыв. Витающая ипостась вернулась в прежнее, уравновешенное положение, и точно теперь сама изучала меня.

— Мне же самому было невероятно любопытно узнать, что это такое переливается впереди меня. Я приблизил взгляд совсем вплотную к шару и обомлел. Это были никакие не ленты, а самые настоящие предложения, составленные из плотно прижатых друг к другу наших и не наших букв! Изречения выплёскивались наружу, и, сделав замысловатые верчения, погружались обратно в парящее лоно. Немного свыкнувшись с происходящим, я принялся пристально пробегать по клубящимся строкам. И это просто было непостижимо! Это были не просто предложения – это были замысли старика! Самые настоящие замысли! Всё, о чём он думал, что заботило его – всё находилось передо мной. И среди них видел я вовсе не скудные сияющие молнии – я видел чувства перса, поблескивающие одно сильнее другого. Образы чувственных молний – изогнутые крены, плавные дуги или же кружённые витки – точно давали понять, в положительное или отрицательное чувство уткнулись мои глаза, соединённые невидимой тесёмкой с пропавшим в глубине старца взглядом. Нет, отнюдь не простецкий шар это был – передо мной будто предстала округлая сущность со своей особенной воздушной оболочкой, со своим небом. То хмурым, то радостным. Всё зависело от смысла белоснежного предложения-облака, или чёрно-синего предложения-тучи, или искрящегося предложения-молнии. Я с трудом успевал читать снующие мимо слова из-за их скорости. Помню лишь до сих самых пор, что врезалась мне в память одна мысль перса, потому что видел я её несколько раз. Она словно наездник наматывала круги один за другим. Зачастившая лента слов во всеуслышание говорила о том, что мир, в котором мы живём, живой, человеческий мир, мир, где находится наша Верея, и Москва, и Киев, и даже татары, есть душа. Душа чего-то огромного. Возможно, какого-то огромного существа. Что наш мир – это похожий шар, парящий где-то в глубинах своего хозяина. Он с хозяином – одно целое. Он – громадный клубок замыслей и чувств, в котором есть место и для твоих главных дум, и для моих. А потом случилось то, что поразило меня будто гром среди ясного неба!

— Я окинул разом всё, что было передо мной. Всё-всё-всё: и шар, и стенки внутри перса. За тот миг я, казалось, словно охватил весь внутренний мир старика. И… И… И осознал, где очутился мой потерявшийся взгляд! О, очевидность! Он находился в непосредственной близости, а может, и в самой что ни на есть непосредственнейшей близости от души перса! Этот шар был его душой! Всё, всё, чем жил старик, о чём думал, о чём мечтал, всё, что он чувствовал, чему сопереживал, находилось передо мной. И всё это… Всё это… Всё это так подействовало на меня… Это было так поразительно! Так поразительно!

-6-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 след