на главную

И действительно, для чего? Я смотрю в окно на чёрную ночь с мириадами жёлтых огоньков вдалеке виднеющихся домов. Я наливаю в бокал белое вино. Беру маленькую железную плошку. Кладу в неё два кусочка белого ладана со вкусом гардении, купленного в особенной тысячелетней церкви на Торговой стороне Новгорода. Эта церковь неповторима тем, что она двойная – будто две церкви объединены в одну. Два алтаря, два зала, два купола. Между ними переход. Я сажусь на веющий стариной коричневый бамбуковый стул, приобретённый на барахолке в Кашире. Сжимаю пальцами зажигалку, привезённую из Владивостока. На ней изображён тигр. Огоньком жёлто-чёрной полосатой зажигалки я подогреваю плошку снизу, как учила бабушка, продавшая мне ладан. “Положи его на ложку и подожги снизу, если нет лампадки”, – говорила она. Я делаю всё так, как велено, и понимаю, что делаю всё так, как делают наркоманы, готовящие своё зелье. По комнате распространяется нежный аромат гардении. Именно вкус гардении посоветовала мне та старушка, как самый приятный. Я вспоминаю её. Вместе со вкусом гардении по комнате растекается смесь России: Новгород, перемешенный с Вереёй, Каширой и Владивостоком. Я делаю два больших глотка белого вина. Один за другим. Зажигаю белую сигарету. Я вдыхаю дым вместе с новым ароматом воздуха, и в горле начинает першить. Точно я вдохнул в себя мосты из перечисленных городов: зелёный мостик над Протвой, горбатый узкий мост над Волховом, широченный серый мост над Окой и два белоснежных вантовых моста над Японским морем.

Мосты словно проваливаются внутрь меня и застревают где-то в середине своего пути, изрядно царапая своими концами стенки пройденных тоннелей. Они напоминают мне путы, соединяющие перламутровый шар с внутренностями перса.

Я выдыхаю мосты обратно. Вылетая вместе с дымом, они растворяются в воздухе, превращаясь снова в смесь России. Я выпиваю ещё вина и вновь вдыхаю. На этот раз внутрь уже плавно падают лучшие городские виды: вид из Заречья на соборную гору; силуэты каширских церквей на фоне тёмно-зелёного леса, зарисованные с противоположного берега Оки; сказочная панорама просоленной владивостокской бухты “Золотой Рог” и могучие красные кремлёвские стены, обиваемые синими водами Волхова. Всё это опускается на самое моё внутреннее дно, где смешивается в одну общую панораму. Точно всё лучшее, всё самое красивое аккуратно поставили рядом, соорудив чудогород – русскую жемчужину, по улицам которой гуляет ветер со вкусом гардении. Я выдыхаю чудоград наружу. И тоже думаю, чего же не хватает этой смеси? Что может сделать её краше? И зачем?


— Да как же, Христос! — вскочил обескураженный и одновременно вдохновлённый Стенька. — Зачем красота Руси? Для чего истина? Да как же… Для того… Для того… Для того, чтобы все люди были счастливы!

— Это не ответ, — нахмурился Иисус. — Это общие слова и пространные суждения. Словоблудие это.

Стеня поник. Он сел на стул и замолчал, нахмурив брови. Что-то в его голове определённо не срасталось. Словно мысли, похожие на гарпуны, никак не могли зацепиться своими крючками друг за друга.

Воспрянувший поначалу духом Кадим стал в безудержном порыве ругаться, будто сотрясая воздух словами, и будто сам на себя. Правда, делал он это по-татарски и вполголоса – видимо, побаивался Христа. Однако вскоре и он замялся. Его брань сошла на молчаливое, но не безразличное нет.

Фёдор свои первые возникающие мысли не озвучивал. Он держал их при себе, потому что толку на воле от них всё равно бы не было. То то, то сё, но ничего толкового. “Зачем… Зачем… Как зачем? Чтобы познать истину… Как познать… Что познать и для чего… Чтобы моим людям стало хорошо. Но как хорошо… Чтобы все стали князьями… Конечно, нет… Тут нужно вправду подумать, посоветоваться, и уж точно не стоит сейчас бросать слова на ветер, иначе сойдёшь за пустослова или дурака…”

— Так вы согласны?


-19-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 след