на главную

Страху нагоняли и стоящие на обочье дороги диковинные зелёные пушки. Выше, на каменных плитах, громоздились грозные военные повозки. И это нерусское еле читаемое название улицы “Нормандия-Неман”… И надпись на здании “Военно-исторический музей”…

Князь не понимал смысла некоторых слов, не понимал некоторых букв, но от написанного вкупе с пушками определённо веяло холодом. Возможно, это был холод смерти – будто здесь произошло что-то страшное, ведь на всём преодолённом пути верейцам не встретилось ни одного деревянного дома, похожего на терема в их городе, ни одного каменного здания, походившего хотя бы чем-то на дома в княжеских дворах других городов, посещённых Фёдором. “Разве это город будущего? – задумался князь. – Разве в нём не должно быть хотя бы чего-нибудь из прошлого? Такое бывает только в одном случае… Значит здесь прошла война. Большая чёрная война, сметающая всё на своём пути…”


Тут я особенно проникаюсь, потому что продолжаю писать в Бресте, в самом героическом из всех городов-героев. Передо мной уже не белый стол, нет белых стен, белых жалюзи. Здесь стол коричневый, над ним большое зеркало в коричневой раме, рядом коричневый деревянный шкаф, потолок светло-бежевый. За жёлтыми шторами всё та же чёрная ночь с мириадами жёлтых огоньков вдалеке виднеющихся домов. Сидя здесь, в полутьме, за столом, я незримо ощущаю нить, связывающую Брест и Орёл, потому что с лёгкостью представляю её, ведь я добрался до этих мест по земле. Поездом, пароходом, автомобилем – это не важно. Главное, что по земной поверхности.

Под ярким светом настольной лампы я беру эту нить в руки и перебираю её. Я представляю, как мой взгляд проносится мимо лесов и полей – там, где проложены железные и автомобильные дороги, где холмы, равнины, города и сёла рассечены реками. Я приближаюсь к Орлу и вижу улицу Нормандия-Неман.

Мой взгляд спускается и превращается во взгляд князя, который не стал делиться своими догадками с приятелями. Да и было уже поздно – трое пришлых людей упёрлись в сквер, заполненный горожанами.


Вокруг все спорили. Казалось, сход разбился на десятки маленьких сходов, обсуждающих что-то своё. Когда же с центрального помоста доносилась громогласная речь оратора, все прения сперва затихали. Однако, спустя пару вступительных фраз, прения возобновлялись с новой силой – из-за этого абсолютно ничего нельзя было понять. Бесконечная трескотня явилась первым минусом орловского вече.

Князь осмотрелся по сторонам, и отныне не было границы у его негодования: под ногами спорщиков валялись пустые стеклянные кувшины, пестрели разными красками выброшенные ленты; на окраинах собрания народ кое-где, морщась, пригублял горилку; другие только шутили и смеялись; третьи ходили взад-вперёд, держа в руках рисунки с изречениями; четвёртые крестились и пели псалмы, грозя отправить к праотцам неугодных.

Подобный смрад городской голова видел лишь на больших праздничных гульбищах, когда вся чернь выползала из своих домов и сливалась в одно целое с голосящими и пляшущими шутами. “Что же здесь происходит? Что за нравы такие в сеём месте?” Фёдор подошёл к крайнему из ближайшей кучки собравшихся.

— Что случилось тут? Об чём толкуете? Что народу треба? — чуть ли не криком спросил он.

— Митинг! — гордо ответил достаточно взрослый парень.

— “Митинг”?

— Да! Против власти! Хотим возродить Русь! Хотим сместить воров, вернуть народные деньги!

— Каких воров?


-28-

пред 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 след